Было очень странно понимать, что рано или поздно мы должны будем встретиться на одной из перемен и при этом что-то сделать и сказать друг другу. И логично бьющийся в висках вопрос «что?» вводил в состояние транса, где за миллиардом различных вариантов не находилось ни одного, показавшегося бы верным.
Эмоционально-мыслительный коллапс, впрочем, никак не распространялся на моё тело. Оно, напротив, не справлялось с внезапно резко прибывшей энергией и стремилось избавиться от неё любым путём, от постоянной необходимости что-то теребить в пальцах до нервных постукиваний ногой по полу.
Новое сообщение пришло мне на телефон одновременно со звонком.
≫ Если ты провалила контрольную, то я тебя укушу!
Пожалуй, методы поддержки у Максима оставляли желать лучшего. Да и заботу и внимание, которые мне бы настолько сильно хотелось получить, он мог выражать только вот так ломано, неполноценно, словно не до конца понимал, в какие именно поступки и фразы необходимо облекать зарождающуюся внутри искру благородных порывов.
И если проанализировать его истории о семье, то становилось очевидным, что он мог действительно не знать и не понимать, как делать правильно. А я вот хорошо понимала, но не умела: привыкла быть самой младшей и априори самой опекаемой в семье, поэтому ласку и любовь охотно требовала, принимала и поглощала, но как самой её отдавать — понятия не имела.
≪ На всякий случай приготовлю для тебя намордник.
≫ Тогда я приготовлю для тебя кляп.
≫ О нет, кажется, я знаю другой способ заставить тебя замолчать!
Честное слово, я бы мечтала, чтобы стена в конце нашего кабинета хоть на пару мгновений вдруг стала прозрачной. Просто чтобы иметь возможность хоть одним глазком взглянуть на то, с каким лицом всё это пишет Иванов. Я, например, краснела, бледнела и хихикала, как маленькая девочка, ставя под большое сомнение собственную адекватность.
≪ А в случае успешной сдачи мне что-нибудь полагается?
≫ В таком случае тебе полагается как следует меня отблагодарить!
≫ Помнишь, где мы столкнулись во время Хэллоуина? Приходи туда на следующей перемене.
И я пришла. Ну, если быть совсем откровенной, то почти прибежала, хотя одёргивала себя и взывала к остаткам самолюбия и гордости, которые должны были напомнить, как это всё неправильно. Но они подозрительно притихли и позволили мне и дальше идти на поводу у… надо бы сказать сердца, но двигало мной отнюдь не оно. Скорее нервные окончания, переживающие тысячи маленьких смертей в тот момент, когда Максим ко мне просто прикасался. Действовало это как наркотик, и с постепенным увеличением дозы зависимость только росла, крепла и захватывала полную власть над моим телом и разумом.