И к чёрту эти победы. Мне уже давно их не хотелось.

А вот его — хотелось. Очень.

— Хочешь меня убить, ёжик? — с тихим смешком спросил Максим, протянув руку и сжав мою ладонь, до этого беспощадно комкавшую лежавшую на столе салфетку.

— Нет, — я чуть расслабилась, позволив нашим пальцам переплестись и откинув последние крупицы глупости, так долго ошибочно принимаемой за гордость и соблазнительно нашёптывающей мне изображать из себя ту, кем я никогда не была на самом деле. Больше не хотелось играть, сопротивляться и позорно убегать от собственных чувств, восхищающих и пугающих своей силой. И мне как-то поразительно легко далось снова взглянуть на него, такого родного и любимого, и решительно выбросить белый флаг. — Хочу узнать о тебе ещё больше.

***

После пары часов, проведённых в тепле кафе с приглушённым мягким светом, делавшим обстановку особенно интимной, и ненавязчиво вплетавшейся в наш разговор живой музыкой, снова оказаться на улице было подобно резкому подъёму из-под толщ воды. Шоссе гудело и свистело проносящимися мимо машинами, ледяной ветер похабно лез под подол юбки и облизывал каждый оголённый участок шеи, а от первого же глотка воздуха закружилась голова.

Приложение обещало, что такси приедет через две минуты — причём делало это уже десять минут подряд, но я держалась стойко и даже не пританцовывала на месте, хотя продрогла уже насквозь.

Максим обнимал и прижимал меня к себе, и его горячее дыхание обжигало мою макушку, пробираясь сквозь фигурную вязку шапки, предусмотрительно надетой ещё перед выходом. Судя по тому, что его пальцы вытворяли с моими волосами во время наших поцелуев, всё равно уже можно не переживать за сохранность своей причёски.

Я пыталась уложить в своей голове всю информацию, выпытанную за время ужина у Иванова, который отшучивался и как мог уводил наш разговор в темы более пространные и с ним не связанные. Но, как сам он заметил однажды, иногда я умею быть очень настойчивой и добиваться своего.

Итак, помимо любимого цвета (серого — ну кто бы сомневался!), аллергии на клубнику и страха перед змеями («А ежи их едят — теперь понимаешь, насколько я продуманно подошёл к выбору девушки?»), мне удалось выяснить, что они с Тёмой с детства владеют беглым английским, но при этом отчаянно проседают в грамматике.

Просто когда-то давно их отец пытался стать толковым родителем и разговаривал с ними дома исключительно на английском, что очень быстро принесло свои плоды. Тем обиднее, что после развода он не посчитал нужным вообще лишний раз разговаривать хоть с одним из своих сыновей.