После чая Джамалитдин-ака куда-то увёл с собою Фазыла. Вернулись они скоро. В руках у Фазыла было два больших арбуза. Один из них передали сидевшем в сторонке и оживлённо разговаривавшим женщинам, а другой разрезали для мужчин.

— Прошу вас, — гостеприимным жестом повёл в сторону ярко-красных сочных ломтей Джамалитдин-ака. — Холодные, правда, как лёд. Мы недавно пробовали — аж зубы ломит, но очень сладкие…

Старики, первыми было протянувшие к арбузу руки, вдруг смущённо отдёрнули их и обратились к Рустаму:

— А ну, Рустамджан, сынок, отведай-ка арбуза.

Рустам протянул руку наугад туда, где, ему показалось, должен был лежать нарезанный арбуз, но задел рукой чайник и опрокинул его. Он растерялся, замер. Краска стыда за свою беспомощность густо залила ему лицо. Хаитбай-ата начал добродушно успокаивать гостя:

— Ладно, сынок, ладно, не расстраивайся. Всё это пустяки.

Сидевший особняком, как чужая курица, Максум-бобо злобно проворчал про себя: «Чтоб тебе испытать ещё более тяжкие дни!..» Он был очень зол на Рустама.

Вообще Максум-всё-не-так был натурой сложной и противоречивой. Где-то в глубине души его гнездились добрые человеческие качества, но их заглушала зависть ко всему и всем, порождённая ею злоба.

Он любил свою племянницу Мухаббат искренне, по-настоящему. Так же искренне он считал своим долгом заменить ей умершего отца, сделать всё, чтобы она была обеспечена, а значит, счастлива. Потому так старательно и пытался он заставить Мухаббат отказаться от этого «учителишки» и выйти замуж за Мирабида. Уж он-то в жизни устраиваться всегда умел, как бы круто эта жизнь ни поворачивала.

Но потом, когда Максум-бобо повстречал при въезде в кишлак вернувшегося с фронта Рустама, слепого, беспомощного, когда увидел сияющие от счастья и нежности глаза Мухаббат, сердце его оттаяло. И когда он покаянно говорил Рустаму: «… Мне стыдно. Плохо прожил я жизнь, кособоко. Но ведь покаяние, даже на смертном одре — благое дело. Прости меня… Если можешь. Ваша любовь раздавила меня, как муравья, уничтожила… Уничтожила прежнего Максума, прозванного «Всё-не-так». Этого брюзги и интригана больше не существует на свете», — слова эти тоже звучали искренне, от души.

Но потом натура, и добрая и злобная одновременно, снова взяла своё. Ему стало казаться, что Мухаббат страдает в таком замужестве, и причиной этому страданию — Рустам. Только он, слепой, беспомощный, ни на что не способный, за которого вышли замуж лишь из жалости, из человеческого сострадания к увечью. Но почему же должна страдать и Мухаббат?

Как-то встретив племянницу в безлюдном месте, он заговорил с нею сбивчиво, недобро: «Дочь моя, знаю, тяжело тебе сейчас… Прекрасное лицо твоё увяло от лишений и скорби… Не под силу, видать, тебе навязанная злою судьбой обуза. Муж называется!.. Не он за тобой, как это положено, ухаживает, а ты за ним, словно за маленьким ребёнком, ходишь. Нельзя же в конце концов так мучать себя! А трое-четверо ребятишек обсядут — это дело нехитрое! — что тогда будешь делать, надолго тебя с ними хватит?! Не послушала меня раньше, вот теперь и расхлёбываешь. Чуть ли не за врага меня тогда посчитала. И жуёшь перец, коротаешь горькие дни…»