– Она ехала, чтобы отвезти меня домой. – Он отвернулся и зашагал по комнате. – Мы собирались поговорить о ребенке. Ты знаешь, каково это? Предвкушать самый счастливый момент в своей жизни, жить долгие недели только для того, чтобы все разрушилось у тебя на глазах. Я выходил из автобуса, а она умирала в груде искореженного металла. Наш ребенок умер, пока я шел по асфальту туда, где меня должна была ждать моя семья. Они погибли потому, что меня там не было. Они погибли потому, что я вернулся.

Теперь по щекам Харпер ручьем текли слезы. Люк посмотрел на нее – солнечные рыжевато-золотистые волосы, ангельское лицо.

Она была не для него. У него был шанс, и он упустил его.

– Ты здесь только потому, что она умерла. – Люк произнес эти слова шепотом, отчего они почему-то прозвучали еще резче. – И ты не можешь занять ее место. Ни рядом с Джони, ни рядом со мной.

Она медленно кивнула.

– Я это знаю. Я не пытаюсь это сделать.

– Тебе не следует здесь находиться. Я больше этого не хочу. Я не могу так жить, Харпер. Мне нужно, чтобы ты ушла.

Она стояла и смотрела на него с надеждой и болью в глазах.

– Каждый раз, когда я смотрю на тебя, мне очень хочется, чтобы здесь была она.

Надежда умерла.

Харпер опустила глаза.

– Я соберу сумку, а за остальными вещами вернусь позднее.

Когда она выходила из комнаты, он не произнес ни слова, только изо всех сил вцепился в дверной косяк.

– Это мне не следует здесь находиться, – прошептал в темноте Люк.

* * *

Наверху Харпер занялась тем, что уже делала десятки раз. Она собирала сумку.

Ее охватило оцепенение, и за это она была благодарна богу. Она знала, что, когда боль прорвется, будет невыносимо. Все время переезжать. Не думать. Просто заниматься делом. Уехать куда-то в безопасное место, а потом… а потом.

Харпер бросила в сумку туалетные принадлежности и маленькую косметичку с макияжем и поспешно упаковала кое-какую одежду и кроссовки. Взяла зарядное устройство с прикроватного столика.