— Целыми днями… Извините, но я спать…
— Ты взяла слишком много нагрузки.
— Это просто работа. Я привыкла, — отмахнулась она.
— Не отойдешь от стола, пока не доешь, — ультимативным тоном сказал Кирилл и продолжил пить чай.
Ульяна даже не подумала сопротивляться и покорно взялась за ужин.
Все это время он молчал и следил за ней цепким взглядом. Омлет был совершенством, но с последним кусочком Ульяна чуть не заснула за столом. Барховский обошел стол, помог ей подняться и проводил к дивану.
— Спасибо, я сама, — запоздало отстранилась от него Ульяна, когда он усадил ее.
Он отступил к креслу, на котором оставил пиджак, и замер. Ульяна стала расстегивать пуговицы на манжетах блузы, но поняла, что от слабости не контролирует себя, и оглянулась.
— Вы так и будете смотреть?
— Доброй ночи, — накидывая пиджак и скрывая улыбку, ответил Кирилл, а потом добавил — Завтра на работу к восьми. Если придешь раньше, Федор тебя не пустит. Высыпайся.
Ульяна скользнула по мужчине хмурым взглядом и, отворачиваясь, мысленно заметила: «Если я завтра, вообще, проснусь…»
— А как придешь, сразу поднимись ко мне, поговорим, — закончил он.
Кирилл вышел в коридор и взял лопатку, чтобы обуться, но услышал слабый голос Исаевой:
— Кирилл Александрович, верните, пожалуйста, мои ключи.
Выпрямившись, он достал из пальто связку, подкинул ее в воздух и поймал.
— Это мой комплект, — улыбнулся он, а потом вышел за порог и тихо прикрыл за собой дверь.
«Ну и что это было? Он теперь так и будет ходить, как к себе домой? Кто мы друг другу?»
Он вел себя непредсказуемо и не открывался ей ни на йоту. Вряд ли он намеренно создавал ауру таинственности вокруг себя. Скорее, был очень закрытым человеком. По его лицу невозможно было понять, о чем он думает и что сделает в следующий момент. Его речь всегда бесстрастная и краткая. Никаких «наверное», «возможно», «а вдруг», «а если»… Он просто брал и делал то, что хотел. И почему-то Ульяна была уверена, что его жестким и волевым решениям подчинялись все — женщины, партнеры, обстоятельства…
Она закрыла глаза и обняла подушку. От непреодолимого чувства, что ее затягивает в неукротимую воронку, было страшно и тоскливо. Барховский был такой воронкой, и, как выбраться из поля его влияния, она не представляла, особенно когда он был таким противоречивым, как сегодня. С этими мыслями Ульяна и заснула.