«А сердце-то екнуло. И с чего? А то ты не знаешь, почему екает сердце, не маленькая ведь. Хочется тебе, чтобы он обратил внимание на тебя, чтобы с ума по тебе сходил. Но кто он и кто ты? И дело не в положении, а в человеке. Хотя и в положении тоже. Мне даже нечего ему предложить… А ему и не надо. Ох, увязла ты, Улей…»

Покрывая коржи глазурью, Ульяна приходила к выводу, что это даже не влюбленность — тяга неизвестного происхождения, которую надо просто вытравить. Если бы она была двадцатипятилетней девчонкой, то мучилась бы, ночами не спала, вела бы себя, как влюбленная дурочка. Все было бы гораздо хуже. Но опыт — ее богатство. Он помогал ей расставлять приоритеты. Однако иногда так не хотелось брать себя в руки, и лететь, лететь… Но последствия такого легкомыслия были для нее слишком плачевны.

И все же что-то скребло где-то отдаленно, за грудиной. Ульяна помнила, каким страстным, но заботливым любовником был Барховский. Всегда ждал, чтобы и она получила удовольствие от секса, остыла… Но все же он никогда не стремился ее поцеловать, будто тем самым проводил четкую границу между физическим удовольствием и наслаждением истинной близостью.

«Он ведь и не дает мне ничего кроме физики: ни тепла, ни поддержки, ни элементарной вежливости. Оттрахал, и все… Боже, как же я устала чувствовать себя возмущенной, раздраженной стервой!»

Но вот парадокс: Барховский злил ее, а, по сути, никогда не пререкался, не спорил, это она вела себя, как подросток. И ведь действительно она не чувствовала себя старше него. А он как будто будил в ней незрелую девчонку, может быть, потому что был так молод и невыносимо самоуверен со всей своей журнальной брутальностью.

Хотя для Ульяны он не был совершенством. Как и любая модель с гримом, грамотным освещением и камерой в умелых руках становилась эталоном красоты, так и Барховский умением держать себя в форме, строгим следованием каким-то своим правилам, натренированной мимикой, жестами и походкой был крайне притягательным. Убрать все это, и он обычный мужчина из метро. Может быть, чуть симпатичнее.

Барховский так и не пришел.

В час ночи, напившись чая с остатками крема и обрезками коржей, Ульяна позвонила Маше, заметив по статусу в ватсапе, что та еще не спит.

— Привет, полуночница! Ну что там у тебя? — поинтересовалась Крылова.

— Маш, что делать? Я не видела его неделю, а потом он появился и теперь забивает мне весь эфир! — пожаловалась Ульяна.

На что подруга тоном «я же говорила» ответила:

— Все-таки он тебя зацепил. Твой личный сорт героина?

— Сумерек насмотрелась? — хмыкнула Ульяна.