Я твердо отрицательно покачала головой:

– Ни за что! Вы хотите, чтобы я ушла и не услышала еще много лестного о себе? То, что они обычно говорят за глаза… Хоть буду знать, что регулярно слушает обо мне мой разлюбезный Ярослав.

Я деловито положила ладонь на плечо Македонского. Он не реагировал. Как будто отключился.

– Яра, я бы на твоем месте сейчас заткнул ей рот, а иначе я сделаю это сам!– с яростным румянцем на щеках процедил бритоголовый бандюган.

– Остынь, Володя,– тихо сказал старичок и закурил сигару.

И вдруг Ярослав стукнул ладонью по столу так, что все вздрогнули от удара и звона посуды.

– Если вы сейчас все не заткнетесь, я буду вынужден вызвать охрану!– жестко произнес он и требовательно посмотрел в глаза всем присутствующим.

Опа!

Я замерла и быстро пробежала взглядом по лицам сидящих. Похоже, они были оскорблены до глубины души (если таковая имелась). А Петр Алексеевич продолжал курить сигару и без обиды смотреть на Ярослава.

Ярослав же решительно смотрел в глаза присутствующих и будто гипнотизировал их своим гневом.

Тут я впервые осознала, что сидящий рядом со мной мужчина сейчас защищал мое достоинство перед немаловажными ему людьми. Он не боялся быть резким, не подбирал слова, он сделал это спонтанно, как чувствовал и умел.

Он, чужой человек, защищал меня, чего никогда не делал мой бывший самый родной мужчина. А я все чаще думала о Кирилле! Боги, чем была занята моя голова?!

Непроизвольно, само собой у меня вновь возникло ощущение уважения к Македонскому, и стало совестно, что иногда (да что там – практически всегда) я была такой хладнокровной, равнодушной и жестокой с ним.

Однако этого было мало для того, чтобы изменить мое отношение к нашим с ним отношениям. На заднем плане вертелась мысль, что я расчувствовалась лишь из-за того, что на меня действовало китайское белое вино.

После некоторого молчания из-за стола вышли все, кроме Загвоздского и Македонского. Я продолжала сидеть в своем собственном настроении и убеждении. Я была тверда, как скала, упряма, как пружина.

Ярослав, похоже, не знал, как ему реагировать. Он положил кулаки на край стола и, уставившись в мертвую точку, молча мял губы.

– У-у, по-моему, я готова проводить вас, Петр Алексеевич, на свежий воздух,– через несколько минут проговорила я и поднялась из-за стола.

Я пошла к выходу, а Загвоздский еще задержался на секунду у плеча Ярослава и сказал:

– Слав, не бери в голову. Все нормально. Ты лучший! Ну, до встречи, звони…

Я криво усмехнулась ободряющим словам Загвоздского и продолжила спускаться по лестнице.