И когда мы одновременно взорвались в ярчайшем оргазме, я на какие-то мгновения потеряла сознание, растворилась в этом чистейшем наслаждении, и почувствовала только, как он без сил рухнул на меня, придавив собой. Но не было сил ни отодвинуться, ни даже пошевелиться.
Наконец он сдвинулся немного в сторону, давая мне возможность дышать, и протяжно протянул: «М-м-м-м-м-м...»
Я открыла глаза и повернула голову, посмотрев в его лицо.
Оно было, казалось, бледнее, чем обычно, глаза закрыты, длинные темные ресницы трепещут, губы полуоткрыты.
Я молча любовалась этим лицом и про себя горячо повторяла: «Прости меня, мальчик мой! Прости! Я не должна была позволить этому случиться».
Наверное, почувствовав этот взгляд, Юнги открыл глаза, обвел затуманенным взглядом мое лицо и тут же протянул руку и подгреб меня ближе к себе:
- Моя девочка!.. Птичка-колибри…
Я вздохнула и не стала спорить – девочка, так девочка. Только в ответ обняла его и уткнулась носом в острую ключицу.
Потом, внезапно почувствовав прохладу комнаты обнаженным телом, прошептала:
- Давай укроемся одеялом.
Мы в четыре руки подняли одеяло, скрученное в какой-то непонятный ком, и забрались под него.
Парень притянул меня к себе, и я положила голову ему на грудь, обхватила рукой и закинула ногу на его бедра. Он медленно поглаживал меня по спине, и эта простая ласка была так естественна, словно уже тысячи раз мы лежали вот так рядом после любовных утех и слушали дыхание друг друга.
Через какое-то время Юнги вдруг спросил:
- Что ты загадала?
- Что? – не поняла я.
- Что ты загадала днём, когда задувала свечи? – пояснил он.
Я приподнялась на локте и заглянула ему в лицо:
- Почему ты спросил об этом?
- Мне просто интересно.
- Я не могу сказать – иначе желание не исполнится, - ответила я, добавив мысленно, что теперь-то уже можно… потому что желание исполнилось. Но, конечно же, промолчала. Только протянула руку и легко, кончиками пальцев, обрисовала линии его бровей, скул, прошлась по носу и невесомо прикоснулась к губам. И почему-то на ум пришли слова известной песни: «Губки бантиком, бровки домиком…», хотя на гномика Юнги был похож в последнюю очередь.