- Можно мне уже расплатиться? – все так же неприветливо оборвала ее я.

- Конечно, конечно! Вот, пожалуйста! – и она с поклоном вернула мою карту и подала крошечный пакетик с тестами.

- Хорошего дня! – бросила я, отворачиваясь и направляясь к выходу.

- И вам, госпожа! Заходите к нам еще! – неслось мне вслед.

- Вот уж хрен! – ответила я по-русски и вышла. Сунула пакет с тестами в сумку и заторопилась на работу.

Девчонка невольно испортила мне настроение, поэтому к зданию Биг Хит я подходила раздраженная, как стая бешеных собак.

Держа в поднятой руке бэйдж с пропуском (не надевать же его поверх куртки!), прошла в вестибюль и направилась к лифтам. Там было уже людно – сотрудники спешили на работу.

Рядом кто-то остановился, и знакомый голос произнес:

- Доброе утро, госпожа менеджер!

О нет! Покосилась на довольную физиономию Ян Се Джона, окинула взглядом его щегольское кашемировое пальто с красивым стильным шарфом и поджала губы:

- Уже не доброе!

Он опять рассмеялся, будто я сказала что-то невероятно забавное. Двери лифта разошлись, и сотрудники хлынули внутрь. Я отошла в сторону, пропуская их, и решила подождать следующего лифта, тем более что пиротехник зашел в кабину одним из первых и теперь просто не смог бы выйти. Я удовлетворенно улыбнулась и поймала его слегка растерянный взгляд.

То-то же! – подумала злорадно. – Не на ту напал, дружочек!

День прошел в повседневных делах, я, как обычно, в полдень заказала ребятам обед, немного поболтала с ними, делая вид, что все нормально, а сама внутренне вся сжалась, лишь усилием воли приказав себе не смотреть в сторону Юнги, потому что каждый раз, каждый день это было для меня тяжким испытанием.

Все эти дни, после нашей ссоры, я просто запрещала себе, думать о нем. Заталкивала сами мысли о парне глубоко в подсознание, ставила некую заслонку в мозгу. Потому что было невероятно тяжело делать вид, что ничего не было. Но вот ночами, во сне, эта заслонка просто падала, и я нередко просыпалась в слезах, не понимая, что такого могла увидеть там, во сне, что начинала плакать наяву.

Отсюда были и мои метания, и перепады настроения, и эта почти постоянная раздражительность. Очень трудно было постоянно держать себя в этих мысленных оковах, не позволяя расслабиться ни на час, ни на минуту. Только сумасшедшая работа еще как-то держала в тонусе, не позволяя скатиться в пучину отчаяния. Я разговаривала, даже смеялась, я выполняла свою работу, но все это была лишь пустая оболочка – там внутри осталась голая выжженная пустыня, покрытая черным пеплом мертвая земля.