В какой-то момент Федотов взял меня, молчавшую, за руку, а я с удивлением взглянула на наши с ним руки. А Ромка ещё и сжал мою ладонь, вроде как в знак поддержки. И сказал:

– Всё будет хорошо.

Хорошо ничего не было, и быть не могло. Когда мы подъехали к дому отца, я едва заставила себя выйти из машины. Сердце колотилось в груди, и уши горели огнем. И я раз за разом задавала себе вопрос: для чего я сюда приехала? Что я собираюсь исправлять? Если исправить ничего невозможно…

– Ты же не собираешься прятаться от них всю жизнь, – сказал Федотов, будто подслушав мои мысли.

– Может, как раз это я и собиралась сделать, – строптиво и взволнованно проговорила я.

– Глупости, – отозвался он. – Ты бы не смогла.

Входная дверь неожиданно открылась, и на крыльцо вышел отец. Вышел и остановился, смотрел на нас. Или на меня. Или на Федотова. Или на нас с ним вместе. Кстати, бравым героем, каким представал перед всеми обычно, сегодня он не выглядел. Небритый и мрачный. А ещё я для себя отметила, что стоял он, ссутулившись. Будто на его плечах непосильная ноша.

«Странно», отметило моё сознание. «Пока никто не знал про ещё одну „любовь“ отца, ношей ему это не казалось. А тут враз погрустнел».

Я направилась к отцу, очень осторожно, шаг за шагом. Боялась даже предполагать, что он мне скажет. А он смотрел на меня, и молчал. Потом, правда, спросил:

– Как дела?

Признаться, мне стало немного легче от того, что он первым со мной заговорил. Я не стала скрывать и ответила:

– Думаю, что не лучше, чем у тебя.

Губы Родиона тронула едва заметная, кривоватая усмешка.

– Да уж…

Я остановилась рядом с ним, присмотрелась внимательно. Спросила:

– Ты спал?

Он пожал плечами.

– Черт знает. Может, и спал. Всё уже в голове смешалось.

Я с опаской глянула на распахнутую в дом дверь. Поинтересовалась:

– Кто дома?