Чего я точно не ожидала, так это заполненного людьми зала, бесконечных фотовспышек и выкрикиваемых нам в лицо вопросов, причем, вопросы эти, зачастую, были не слишком приятными, да и приличными. Я, в фирменном костюме, броского бирюзового цвета, доставленном к нам домой специально для этого выхода, тщательно отобранном стилистами, с волосами, собранными в вычурный комель на затылке, на высоких каблуках и с приклеенной к губам улыбкой, совершенно растерялась под натиском и жадностью журналистов. Федотов крепко держал меня за руку, прошел в центр импровизированной сцены, некоторого возвышения в дальнем углу зала, за нашими спинами, нам в затылки, будто натренированные бойцовские собаки, дышали юристы и пресс-агенты, следили за каждым нашим движением неотступными взглядами. Я в растерянности и некотором ужасе оглядывала лица людей вокруг меня, силилась удерживать на губах скромную улыбку, хотя, улыбаться мне совсем не хотелось. А в лицо мне выкрикивали вопрос за вопросом, и от каждого из них я покрывалась липким потом.

– Настя, расскажите о ваших отношениях с сестрой! Она вас ненавидит?

– Роман Юрьевич, каковы ваши планы, вы продолжите участвовать в предвыборной гонке?

– Анастасия, вы читали интервью вашего отца журналу «Исповедь»? Что вы об этом думаете?

– У вашего отца есть внебрачный сын или нет?

Улыбаться было всё труднее и труднее. Внутри меня поселялся мрак.

Федотов остановился рядом с установленным микрофоном, руки моей так и не выпустил. Держал крепко, мне даже больно немного было, но я не сопротивлялась. Просто потому, что понимала, как только он отпустит мою руку – я сбегу. Просто повернусь и убегу отсюда.

– Можно без выкриков в лицо, господа? – поинтересовался Федотов с оттенком высокомерия и показным равнодушием. – Давайте все будем культурными людьми. В конце концов, мы пришли сюда ради вас. Мы ответим на ваши вопросы, чуть позже. – Роман Юрьевич смерил окружающих его людей предупреждающим взглядом. – На вопросы, оглашенные в нормальном, рабочем формате. Давайте уважать друг друга.

В зале стало значительно тише, люди с камерами и планшетами приготовились записывать, но не думаю, что кто-то из них всерьёз проникся просьбой Федотова подбирать слова.

Я почувствовала, как Ромка снова сжал мою руку, и в следующий момент заговорил:

– Начнем с того, что в семье Кауто, к которой я имел отношение в течение нескольких лет, произошел серьезный скандал. Мне не хотелось бы обсуждать детали произошедшего. Просто потому, что эти самые детали затрагивают слишком многих людей, без присутствия которых обсуждать их невозможно. Законом, понимаете ли, запрещено разглашать подробности чужой личной жизни. Говорить я могу лишь за себя. Что и буду делать. Моя личная жизнь тоже стала достоянием общественности благодаря стараниям одного из ваших коллег. Обсуждать его профессионализм мне бы также не хотелось. Остается лишь надеяться, что далеко не все журналисты готовы пустить чужую жизнь под откос только ради признания, славы и денег. Но этот человек озвучил на всю страну то, что знали лишь единицы, только самые близкие люди к нашей семье. Например, то, что наш брак с Альбиной Кауто не удался, и, мало того, развалился едва ли не на самом основании. Я признаю, что мы с Альбиной пришли к обоюдному решению сохранить формальный брак до определенного момента, финансовый вопрос тут играл далеко не последнюю роль. И, наверное, самый пострадавший человек от нашего с Альбиной решения, это женщина, которая стоит в данный момент рядом со мной.