– Это что же теперь будет? – спросила тётя Маша, когда они покинули детский центр, вернув девочку на попечение воспитателей.

– Ничего хорошего, – оповестил их Миша. – Я поговорил, официально от ребёнка никто не отказывался, так что её даже удочерить не смогут. Проведёт детство в детдоме, если родители не одумаются.

– Да как же так? Надо с Зойкой поговорить! Алёна, надо с ней поговорить, надо её заставить!..

– Что заставить, тётя Маша? Признаться Вадиму и его родителям, что у неё есть ребёнок? Да она никогда этого не сделает. А если и сделает, то вряд ли для Алисы это что-то изменит в лучшую сторону. Что это за мать, которая бросила ребёнка и уехала строить новую жизнь?

Тётя Маша расстроено слушала её, а когда они в этот же день прощались, неожиданно сказала:

– Я завтра же пойду в опеку. Или в милицию. Куда надо, туда и пойду. Что это такое, при живых родственниках ребёнка в детдом? Я заберу. Ничего, вырастим. Больше я такую ошибку не совершу.

– Не отдадут им ребёнка, – сказала Алёна Мише, когда они уже мчались по трассе в сторону Нижнего Новгорода. Всё больше молчали, думали, и Алёна была уверена, что думают об одном и том же.

– Если только дочке её. У них полноценная семья. Но тут другое… Чтобы узаконить удочерение, или даже опеку, для спокойной жизни, нужно хорошенько встряхнуть обоих родителей. Иначе жизни не будет никому. А тётя Маша твоя при всём желании этого сделать не сможет.

Не нужно было туда ездить. Эта мысль засела у Алёны в голове, и она никак не могла от неё избавиться. Всё думала о том, что узнала о жизни сестры, о маленькой девочке, так похожей на неё, что Зоя просто бессердечно бросила, оставила за бортом своей новой жизни. Они с Мишей вернулись домой, но никакого спокойствия и воодушевления с собой не привезли. И дело было даже не в ней, ведь это старые полы её жизни они вскрывали, Миша тоже ходил задумчивый и встревоженный. Вечерами Алёна садилась рядом с ним, брала за руку, и, казалось, что всё налаживается. Они негромко разговаривали, обо всём, что приходило в голову. Обо всём, но только не о поездке. Алёна прижималась к нему, виском к виску, и когда оба замолкали, начинала думать, думать, и мысли не радовали.

– Тётя Маша звонила, – сказала она в один из вечеров. – Расстроенная. Ничего у них не получается.

– И не получится, я предупреждал.

– Может, ты поможешь?

Барчук вздохнул, пожал плечами.

– Можно попробовать. Но сейчас всё достаточно сложно, тем более ситуация такая.

Алёна понимающе кивнула, затем добавила:

– Просит с Зоей поговорить. А я смысла не вижу. Меня она слушать точно не станет, только хуже может сделать, выкинуть чего-нибудь, лишь бы себя выгородить.