– Ты, правда, в это веришь? Что-то мне подсказывает, что ещё аукнется.

Алёна вздохнула, на тётю Машу посмотрела. Та, конечно же, ничего не понимала в их разговоре полунамёками, пришлось объяснить, в конечном счёте, её это тоже касалось. И когда Алёна закончила говорить, тётя Маша сидела с пылающими щеками, прижав ладонь к груди и, кажется, никак не могла справиться с дыханием.

– Да ты что? Зойка?

– Она больше не Зойка, – усмехнулась Алёна. – Со всем старанием строит из себя леди. Видели бы вы, какая стала, не подойди.

Тётя Маша продолжала хмуриться. Смотрела то на Алёну, то на Михаила. Затем головой покачала.

– Я ничего не понимаю. Приехала к тебе? Господи, да я думала она в городе. Она мне не звонила уже сто лет… да с похорон так и не звонила, но в этом ничего удивительного нет. А она, значит, к тебе подалась? Вот же прохвостка! С детства такая, из любой ситуации вывернется, что угодно в глаза наговорит, улыбается, а потом понимаешь, что одурачила.

Алёна вздохнула.

– Я не знала, что она такая. Догадывалась, конечно, интуиция подсказывала, но верить не хотелось, всё-таки сестра.

– Вот вся она в этом, – закивала тётя Маша. – Они с Томкой из-за этого и не ладили, терпеть друг друга не могли. Наорутся вдоволь, Зойка уж мать по всякому, а стены-то тонкие, а если уж окна открыты, вся улица слышит, а она после выходит, улыбкой сияет. И попробуй ей кто что скажи. А теперь вот значит как… с сестрой так поступить…

Алёна отвернулась, посмотрела за окно.

– Да какие мы сёстры…

– В том-то и дело, что ты ей сестра! Ты её приняла, ты ей помогла, а она что сделала? – Тётя Маша на стуле поёрзала. – Так и что, когда она обратно?

Михаил ухмыльнулся.

– По-моему, она туда уехала не для того, чтобы обратно возвращаться. Сделала себе партию… уж не знаю, насколько выгодную. Её теперь из Нижнего Новгорода бульдозером не вытащишь.

Тётя Маша на стуле выпрямилась, сидела, как изваяние каменное, и только моргала, судя по всему, что-то обдумывая. После чего удивлённо проговорила:

– Как же так? – На Алёну посмотрела. – Ты номер мне её дай, я позвоню, поговорю.

Алёна взглянула на тётку с непониманием и лёгким сочувствием.

– Тётя Маша, да оставьте вы её. Что вы ей сказать собираетесь? Пристыдить или жизни поучить? Ей наплевать на все слова, и мои, и ваши. Ничего она слушать не будет. У неё сейчас ясная и чёткая цель: выйти за Вадима замуж. И она мне сама призналась, что пойдёт ради этого на всё. Вот и пошла.

– Что ты имеешь в виду?

Ответить Алёне не дал Барчук, наверное, ему самому хотелось деликатную новость сообщить, со всей помпой.