Мой личный палач, Черный Хирург, Черный Мастер и Таксидермист… мой персональный Черно-Красный Ад и кровавый Эдем… моя огненная Вселенная… моя невыносимая и самая любимая боль, вечная агония и сладкая белая смерть. Ты жил в моих венах все эти годы, а я даже не догадывалась, что творил твой вирус с моими клетками и ДНК, пока ты не запустил последнюю стадию летального заражения своим появлением. И как бы мысленно я не сопротивлялась этому активировавшемуся сумасшествию, мое тело излечить было уже просто не чем. Оно хотело и тянулось к своему единственному Хозяину, к источнику своих порочных желаний, к ядовитому кислороду моей новой черной жизни. И мне только и оставалось, как задыхаться вместе с его ощущениями и обострившимися чувствами, сходить с ума от пульсирующих накатов непрекращающегося вожделения, рваться со скулящим отчаяньем за тобой, под мощными ударами непримиримого сердца и надрывными толчками неутихающего возбуждения…

Бл**ь… Я хотела тебя до истерики, до настоящего психического срыва, не смотря на вымораживающий страх с непреодолимым соблазном скончаться на месте или сбежать отсюда каким-то немыслимым образом. И я уже реально была готова на все, даже на настоящую операцию на открытом сердце без анестезии.

Но в том-то и дело… здесь все решал только ты один. А это значило, что я попросту становилась зависима лишь от твоих желаний, от твоих решений и принятого тобою за меня ТВОЕГО выбора.

…И я до сих пор не понимала, как такое возможно — дрожать, панически дергаться при любом неожиданном и даже незначительном звуке, едва при этом не всхлипывать, цепенея то ли от страха, то ли вообще не известно от какого кроющего предчувствия, и тут же замирать, зависать сознанием и телом под острыми накатами ледяных волн самого сладчайшего и смертельного озноба, расписывающего по коже и воспаленным рецепторам, неповторимыми узорами возбуждающего ужаса. Да, умирать от ожившего жуткого кошмара из моих самых безумных диких снов и нестерпимого порочного исступления. Медленно тонуть и задыхаться в этих вязких каплях, смешавшихся одной цельной липкой массой твоей окутывающей тьмы и моей ненасытной истомы. Осязать усилившейся во сто крат чувствительностью своего оголенного тела, как они скользят, окутывают меня, стекают по складкам моей возбужденной киски и налитому кровью клитору пульсацией каждого мгновения, с каждым проделанным тобою движением и шагом… за моей спиной в нескольких десятках футов от меня. Ты опять вернулся в смежную комнату на несколько невыносимо долгих секунд, и меня снова придавило приступом физической парализации по всем перекрученным от перенапряжения мышцам, когда по паркету заскрипели ролики очередного передвигаемого тобою предмета. И судя по звуку и самому скольжению мебельных колесиков о деревянную плитку пола это было что-то весьма тяжелое и куда весомое, чем в первый раз. Казалось, я прочувствовала его возможный объем всеми порами моих растертых рецепторов, поверхностью всего моего эпидермиса, но едва ли могла представить и вообразить, что это вообще было. И мне абсолютно не хотелось узнавать, что это такое, не смотря на то, что я продолжала сидеть на прежнем месте в прежней позе буквально примороженной к нескольким точкам на паркете несколькими точками своих сомлевших ног.