Черт… и ты усилил их давление с обхватом пальцев на моем горле, когда я поняла, что ты находишься прямо надо мной, в изголовье этого гребаного кресла-станка. Нежными гибкими тисками, оплетая мое лицо и голову, чтобы "поправить" ее положение в удобной для тебя позиции, всего в нескольких миллиметрах от края спинки, от твоего живота.

— Не шевелись, чтобы я сейчас не сделал. И, бога ради, хватит паниковать. Я не буду делать с тобой ничего, что тебе может не понравиться. — и все эти заверения с последующим скольжением твоей ладони по моему плечу и всему изгибу левой руки, с прорисовкой новых чувствительных линий по немеющей коже, с небольшой задержкой на внутренней стороне запястья и с более легкими узорами-касаниями к подушечкам дрожащей ладошки.

Господи, почему мне так захотелось заплакать именно в эти секунды, когда самая невинная из твоих ласк не только отзывалась томительной пульсацией в напряженном клиторе и в сокращающихся стенках влагалища, а буквально резала меня по сердцу, по еще чистым мышцам, не тронутых и не задетых до сего момента твоим ментальным скальпелем.

Но я так и не успела… ты подхватил мою расслабившуюся кисть, как раз тогда, когда я меньше всего ждала от тебя именно этого действия, потянув неожиданно, хотя далеко не резко, на себя — вверх и в сторону. Прижал к более мягкому то ли подлокотнику, то ли поручню, обтянутому той же кожаной обивкой, и… накинул прямо по запястью плоскую полосу холодного жгута.

Вот тогда мое сердце остановилось по-настоящему.

— Эллис, я же сказал, не дергайся. В этом нет ничего страшного…

Тогда почему мне так до безумия хочется выдернуть руку, интуитивно сжимая под давлением твоих пальцев ладонь в трясущийся кулачок? Жалобно заскулить и всхлипнуть? Да что уж там, я уже порывисто и учащенно втягивала и выталкивала из легких воздух в паническом приступе асфиксии постанывающими вдохами-выдохами.

— Перестань паниковать… это для твоего же удобства и безопасности. Ну, все, тише… тише, моя храбрая девочка. Ты же хочешь этого… хочешь, меня, того, что я тебе могу дать, в отличие от других… — бл**ь, говорить все это, прижимаясь губами к моему виску и одновременно выжигать томной лаской по моему нагому телу твоей скользящей ладонью от шеи и до полушария замерзшей грудки… Боже, как я еще не свихнулась от этих диких перепадов? Как такое вообще возможно, привязывать меня к какой-то жуткой конструкции, не известно для какой цели и при этом добивать головокружительной нежностью опаливающего шепота и чувственного прикосновения?

Воспаленный сосок под твоими пальцами сжался еще сильнее, буквально до зудящей и болезненной рези по самым эрогенным точкам, словно ты снова растирал и загонял в его онемевшую бархатную кожицу острые гранулы нестерпимого возбуждения. И оно не заставило себя долго ждать, ударив рефлекторной волной по шокированному сознанию и в голову, хлынув горячей вспышкой вниз к животу, обжигающими искрами томного экстаза прямо по напряженным мышцам изнывающей киски. Теперь к учащенному всхлипывающему дыханию мне захотелось вдруг выгнуться, задрожать еще сильнее, из-за тебя, из-за твоей руки, от сладчайшей лихорадки, разливающейся по моей коже под твоими пальцами. Я уже сама не понимала от чего меня так выгибало практически с костями, крыло царапающим ознобом и плавило вспышками обжигающего жара, распускалось под движением твоей ладони самыми нереальными ощущениями — то ли страхом-ужасом перед неизвестным-неизбежным, то ли этим гребаным одержимым перевозбуждением. А может всем сразу?