Господи, меня трясло и крыло обжигающими приливами откровенной животной похоти, путь даже в тлеющей памяти всплывали давно забытые болезненные ощущения из нашего мертвого прошлого. Я не хотела, ты сам их пробудил, когда твои пальцы скользнули под мои, обхватывая всю кисть и приподнимая ее с бедра. Легкий нажим-давление и ты принудительно разжимаешь мой дрожащий кулачок. Чертишь несколько кругов прямо по подушечкам и линиям моей онемевшей ладошки, как когда-то очень давно… безумно давно, настолько давно, что я не помню, как оно было на самом деле, пока ты сам не напомнил мне об этом… бл*дь. Пока эта сладкая судорога-спираль не направила свои острые разряды в воспаленные мышцы перевозбужденной киски.
Зачем?.. Боже… За что ты это делаешь со мной, перебирая мои вздрагивающие пальчики нежнейшей лаской своих фаланг, заставляя чувствовать и вспоминать то, что мне хотелось бы пропускать через себя сейчас в самую последнюю очередь. Но разве здесь кого-то интересовало мое мнение? Тем более тебя. Использующего мою память и мое тело против меня же самой.
Я не успела или не смогла, хотя и дернула панически рукой в твоей теплой ладони, в которую мне хотелось вцепиться до одури, как и в тебя, и плевать, на все твои запреты. Мне мало, до дикости и ничтожно мало всего этого, твоих "скупых" ласк и щедрого внимания заботливого хозяина. Я ничего этого не сейчас не хочу (и возможно, уже никогда не захочу)… я хочу Дэнни… моего Дэнни.
Я не знаю того человека, кто сейчас сидел за моей спиной в его теле, говорил его голосом, использовал его руки, пальцы, его тепло, близость и… одновременно обтягивал мое запястье куском какого-то холодного эластичного предмета. У меня и в мыслях не было выдергивать ладонь, сработал банальный рефлекс самозащиты, который ты тоже предвидел и просчитал, за секунду до этого крепче сжав мою кисть.
— Это кожаный наруч, уменьшенная копия твоего ошейника. В нем нет ничего страшного и опасного. Обещаю. — ты действительно так уверен, что все твои игрушки воспринимаются мной как-то иначе и вполне естественно?
Меня сразу же вскрывает новым приступом подкожной лихорадки. Я так не могу. Слушать твой невозмутимый "успокаивающий" голос, но с каждым твоим очередным действием снова и снова срываться в твою гребаную бездну. На долю секунды успеть зацепиться за острые лезвия твоих клинков и вновь соскользнуть с них безумным рывком бешеного падения, без права на передышку и спасительный глоток чистого воздуха.
Ошейник, сбруя, повязка на глаза, кляп, теперь еще и наручи. Что дальше? Засунешь меня с головой в виниловый или латексный костюм-бандаж? Насколько вообще простиралась твоя извращенная фантазия пси-садиста? Какие картинки с моим участием ты рисовал в своей голове все эти годы? И почему у меня нет никакого желания заглядывать в твое черно-красное воображение пресыщенного эстета и особенно сейчас, в нескольких минутах от начала одной из твоих грандиознейших постановок нашей совместной сессии? И что мне такого надо сделать с собой, чтобы так не реагировать на тебя и не хотеть не смотря ни на что, даже на собственные выворачивающие на изнанку страхи. Наверное проще вообще не думать? Стать той, кем ты и стремился из меня сделать — безвольной и пустоголовой куклой… но только очень чувствительной куклой, заводящейся с полуоборота в присутствии своего хозяина или от легкого дуновения воздуха с его запахом.