Светлый фон

— У твоей кошечки сейчас гормональный сбой. — сжимаю дрожащие пальчики еще сильнее, чувствуя натяжение его волос между "перепонками", млея от боли, которую он возможно сейчас испытывает. Да… вижу ее легкую судорогу на его лице, в широко раскрытых глазах, порывисто выдыхающих губах, чувствую в пальцах, сжавшихся сильнее на моих бедрах.

— У меня уже почти неделя ПМС, так что, мои чувства, желания и аппетиты настолько нестабильны, что, держись, как только можешь. Считай, твое появление спасло этому задроту жизнь.

— У тебя ПМС? — глаза Дэна заблестели совершенно от иных эмоций и идей. — Хочешь сказать, — его руки резко переместились на мою обнаженную спину, заставляя меня вздрагивать от более острых, прошибающих прямо по позвоночнику и до самого темечка электрических разрядов. — Что я могу сегодня кончить прямо в мою девочку?

О, боже. Его слова заводят меня не меньше его нестерпимых поглаживаний и поцелуев. А ведь мы еще толком ничего не делали.

Закусываю край нижней губы, с провокационной ухмылочкой нагибаюсь прямо над его поплывшим лицом. Его дыхание сбивается, глаза темнеют от вскипевшей в жилах крови норовистого зверя. Я все еще могу контролировать его, и это сводит меня с ума сильней, чем мысли о поверженном и расплющенном на асфальте катком Алеке Митчелле.

— Так вот о чем ты все это время думал.

Нет, Эллис, мимо. И ты сама это видишь, по расширившимся зрачкам сдержанного внутреннего хищника.

Меня пугает не то, что я могу понимать по его движениям и поведению то, что он хочет и намерен сделать, а то, что я практически читаю его мысли до того, как он рискнет озвучить их вслух. И это было не шокирующим открытием возможно проснувшихся во мне способностей эмпата, это был тот самый момент, когда мы подключились друг к другу окончательно. Подобных откровенных контактов между нами больше не будет, особенно через 10 лет (если не считать Дэниэла с его невероятным талантом читать по моему телу…).

— Ну, давай, спрашивай, — мне становится так жарко, будто в комнате подкрутили ручку регулятора отопления до 40 градусов. Вот только жар исходил из меня.

— Ты ведь хочешь знать, что у меня было с этим засранцем? Наверное, никак не можешь понять, как я могла ТАК опуститься? Поверь, не проходит ни дня, чтобы я об этом не сожалела, мечтая вытравить все эти воспоминания не только из памяти, но и из реальной жизни.

— Он тебе сделал больно? — глаза слегка прищуриваются, пытаясь считать с моего лица нужные ответы до того, как я успею в них сознаться.

Сладкое солнышко, вернувшись больше часа назад на свое коронное место запульсировало в троекратном режиме. Сильные твердые пальцы впечатались вдоль позвоночника защитным импульсным порывом, с немеющим покалыванием на коже и внутри, едва не заставив меня прикрыть глаза и довольно замурлыкать. И страшно и упоительно одновременно. Страшно признаться, но куда глубже пробирает безумием узнать, что будет, что я увижу в этих цепких всевидящих глазах и что почувствую в их очередном затягивающем взоре.