И как после ТАКОГО прикажете воспринимать происходящее или пытаться свыкнуться со своим новым статусом, при этом не желая выпрыгнуть с ходу в ближайшее окно и не завизжать что дури во всю глотку? Просто взять и отключить большую часть своих эмоций и себя самой? А ведь он даже ни слова не вставил ни о моей семье, ни о жизни Кирилла, хотя их имена и звучали по умолчанию на фоне его впечатляющего монолога или, скорее, содержательного расписания моего самого ближайшего будущего.

Вот так все просто? У меня теперь две, максимум три недели, чтобы очухаться и, видимо, как-то насильно вернуть прежние чувства к Глебу Стрельникову. Стереть из своей памяти все, что было между мной и его сыном, сделав вид или внушив себе как-то, что ничего такого на самом деле в моей жизни не происходило. Мне это просто привиделось или приснилось. Я никогда не встречалась с Киром, не занималась с ним любовью и не сходила по нему с ума, не представляя, чем и как буду теперь дышать, если больше никогда его не увижу. Да, конечно. Ничего проще не придумаешь и не сделаешь. Просто взять и перепрограммировать себя на другого человека. Просто забыть и стать другой.

Только как мне все это объяснить себе самой? Той, кто, ложась в постель каждую ночь или просыпаясь каждое сраное утро, не может не думать и не чувствовать того, кто жил под ее кожей уже практически целый месяц. Кто бился в ее сердце или сжимал его своими невидимыми пальцами всякий раз, когда оно вдруг беспричинно замирало или ловило ментальные прикосновения преследующего меня денно и нощно далеко не мертвого призрака. Кто уже практически стал неотъемлемой частью меня самой, пульсируя в моих венах, сплетаясь с моим сознанием и чувствами собственными нервами и невероятно сильной сущностью. Да я иногда даже себя так не ощущала, как ЕГО. Будто он делал это специально, вытесняя своим менталом все и вся, впиваясь в мою душу или перекрывая собою полностью, чтобы я и думать не смела о ком-то другом и уж тем более не пыталась о нем забыть.

Забыть? КАК? Вырвать его из сердца? КАК, ВАШУ МАТЬ? КАК?

Мне проще сдохнуть или сделать с собой что-то, чем пытаться совершить невозможное против нас преступление. И даже если бы я знала, что это реально, пойти на такое предательство, все равно, что вырвать из груди сердце в буквальном смысле этого слова. Хотя до сих пор не могу определиться, что страшнее — не иметь ни единой возможности увидеть его снова хоть краем глаза, хоть издалека, или не знать, как он и что с ним сейчас происходит?

Две недели? Боюсь, я и за полгода не привыкну к этому аду, сколько бы не приложила для этого усилий и до каких бы крайностей не дошла при достижении поставленных передо мной условий. Только не в такой обстановке, не под постоянным прессингом преследующей меня по пятам паранойи. Не под пристальным надзором из нескольких человек все двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю.