И почему мне все равно так страшно и нехорошо? Связь прервалась, а руки затряслись так, будто через меня пропустили мощнейший разряд электрического тока. Может попросить таксиста развернуться и поехать обратно к Киру? Потому что я впервые не знаю, что мне делать. Я еще не готова возвращаться в этот мир. Совершенно.

* * *

Спроси меня кто, какого хера я поперся на работу, когда до конца рабочего дня оставалось всего ничего — лишь несколько часов, найти разумного на это ответа все равно не смогу. Потому что НЕ ЗНАЮ. Может впервые (даже не представляю за какой период времени) во мне проснулось чувство ответственности, а то и целой вины. Вот так, да, прямо с ходу или с чего-то другого. Просто ударило в голову мощной струей мочи. А может целый день, проведенный со Стрекозой, повлиял на мой рассудок таким вот маразматическим финтом. Хотя, скорей всего, мне требовалось отвлечь свое внимание на что-то менее выедающее костный мозг и натягивающее нервы на барабан со ржавыми шипами.

Либо я сейчас чего-то просто недопонимал, либо не ожидал, что проснувшаяся из глубокой спячки интуиция шарахнет меня своим ядреным разрядом буквально по яйцам. Меня начало типать, слегка потряхивая, еще в тот момент, когда я усаживал Алю в такси, вызвавшись проводить ее до самой машины даже без малейшего на то сомнения. Сомнения появились чуть позже. Когда мы уже приближались к этому гребаному авто вроде как лучшего в городе такси-сервиса и меня пробрало в те секунды каким-то нереально дичайшим желанием схватить Стрекозу и, без лишних слов, потянуть обратно в свою квартиру. Сделай я тогда это на самом деле, не думаю, что увидел бы в ее глазах вопрошающее удивление. Уж кто-кто, а она бы точно меня поняла и без каких-либо на то объяснений.

Слишком рано? Я еще был не готов ее отпускать? Потому что не насытился до летального исхода ею всей? Мало ее трахнул? Мало довел до цикличных оргазмов и мало кончил сам?

Честно говоря, сам не понимаю, откуда мне хватило сил хотя бы на то, что я успел с ней вытворить. Подобные подвиги я еще никогда и ни с кем до сей поры не совершал. Но это больше походило на то, что не я управлял всем этим безумием, а оно мною, каждый раз заражая мое помутневшее сознание и изможденную плоть более сильным и куда неуемным, чем до этого, желанием. Желанием отобрать свою Стрекозу у целого мира, привязав к себе уже навсегда. Причем неважно чем. Буквально физически, или ментально. Заставить ее забыть обо всем, всех и вся. Прописаться, проникнуть ей под кожу буквально, чтобы считывать собственными нервами каждую зарождающуюся в ней эмоцию, чувство или самую незначительную мысль. Стать чуть ли не ее вторым я — постоянной тенью, следующей за ней где бы то ни было.