Она тащит его к чулану, который они заметили до этого, и Огаст наконец-то их видит: ладонь Майлы сжимает его локоть. Пропуск там же, где он был весь день, – висит на шнурке вокруг его шеи. Огаст смотрит, как Майла отстраняется от него, наклоняется к телефону, спрятанному под лямкой ее лифчика, и опускает голову, чтобы он не увидел, как двигаются ее губы.

– Нико, все, что я сейчас скажу этому парню, – полная и абсолютная ложь, я люблю тебя, и выйду замуж за тебя, и усыновлю с тобой сотню трехглазых воронов, или что там хочет твоя чудаковатая задница вместо детей, – шепчет она.

– Я знаю, – отвечает Нико. – Ты что, только что сделала мне предложение?

– Вот черт, похоже, да. – Майла открывает дверь и заталкивает Гейба туда.

– Я так на тебя зол, – говорит Нико. – У меня уже лежит кольцо дома.

– О боже, серьезно? – говорит Джейн.

– Мазаль[55], – вставляет Уэс.

– Народ, – говорит Огаст.

– Так, – говорит Майла. – Я начинаю. Выключаю звук, ребята. – Огаст видит ее руку под футболкой, снижающую громкость на телефоне, но микрофон она оставляет включенным. – Слушай, Гейб. Прости, что побеспокоила. Но я… я просто хотела поблагодарить тебя за то, что ты нам помог.

Огаст практически слышит, как он краснеет.

– А, пустяки. Для тебя все что угодно, Майлс.

– Майлс? – шепчут Огаст и Уэс в унисоне отвращения.

– Я хотела тебе сказать… мне так стыдно за то, что между нами произошло. Я была сволочью. Не знаю, о чем я думала. Ты заслуживал лучшего.

– Я благодарен за то, что ты это сказала.

– И я… я знаю, что у тебя есть полное право меня ненавидеть. Но, черт, я до сих пор постоянно о тебе думаю.

– Правда?

– Да… когда Нико спит, я думаю о тебе. Тот раз в лифте моей общаги, помнишь? Я два дня не могла ходить ровно.