– Всегда готов, цветочек, – говорит Джерри, подмигивая.

Математически она знала, что они продали больше двух тысяч билетов. Но одно дело – видеть число, а совсем другое – видеть столько людей вживую, танцующих и разоряющихся у импровизированного бара. Джерри и повара начинают лить тесто на сковороду, и Огаст понимает, что они все-таки могут спасти «Билли» и Джейн в один вечер.

Первый час проходит в буйстве цвета, шума и кленового сиропа. Студенты из школы искусств осматривают то, что выставлено на аукцион, охая и ахая на огромную блестящую дергающуюся скульптуру Майлы, которую она назвала «ДЛЯ ЭТОГО НУЖНЫ КРЕПКИЕ НЕРВЫ». Люди стоят в очереди для того, чтобы Уэс или кто-то другой из его тату-салона нанесли им что-то импульсивное на руку. Сцену занимают первые квины, кружась под лампами и отпуская грубые шутки в микрофон.

Становится громче, и громче, и громче.

Люси наклоняется, стараясь наполнить тарелку панкейками до того, как пьяный в хлам студент Нью-Йоркского университета в вельветовой одежде и наполовину розовыми волосами успеет проглотить весь бесплатный сироп.

– Мы что, выдали слишком много талонов на выпивку?

Огаст смотрит, как две девушки рядом переходят от поцелуев к яростному спору и обратно к поцелуям за четыре секунды.

– Мы старались, чтобы они больше пожертвовали.

– Ты видела Майлу? – раздается голос справа от нее. Это Гейб, запыхавшийся и вспотевший, с быстро расслаивающимся молочным чаем в одной руке и мятым пакетом из Макдоналдса в другой.

Огаст оглядывает его.

– Чувак, сомневаюсь, что ей еще нужно филе-о-фиш. Прошло уже часа четыре.

– Черт, – говорит он. Он оглядывает все это столпотворение как раз в тот момент, когда Вера Гарри падает со сцены и ее начинает нести толпа. – Все стало… немного безумным, пока меня не было.

– Ага, – говорит Огаст. Шины на «Тесле» Гейба были проткнуты ножом в форме рыбы перед его поездкой, чтобы занять его на несколько часов. На вопросы Огаст не отвечает. – Хочешь выпить?

Ночь ревет – ребята из почтового отделения рядом с «Билли» танцуют, человек с кольцом в губе пьет две банки пива сразу, тела прыгают и шатаются, пока квин, которую иногда зовут Уинфилдом, выходит на сцену с фиолетовой бородой и исполняет социалистический номер под микс «Она зарабатывает деньги нелегким трудом»[53] и нарезкой из речей Александры Окасио-Кортес[54].

Пасхальный обед Исайи был сумасшествием. Июльское рождество было хаосом. Но это крупномасштабный хаос: яйца на стене, кто-то набивает тату с Чаки Финстером, драг-кинг по имени Ноб Дилан выделывает целые гимнастические этюды. Банка для чаевых рядом со сковородой для панкейков переполнена деньгами. Огаст кажется, что все чрево самого странного и квирного в Нью-Йорке выплеснулось на танцпол, издавая аромат сиропа, травки и лака для волос. Если бы она не была занята панкейками и планом по спасению Джейн, Майла и Нико вытащили бы ее туда, в облако блесток.