План, расписанный на доске, а затем тщательно стертый, чтобы уничтожить все улики, следующий: первое – дождаться, когда вечеринка достигнет своего пика; второе – Майла соблазном стаскивает у Гейба его пропуск; третье – Огаст встречается с Джейн в «Кью»; четвертое – Уэс инсценирует проникновение, чтобы отвести охранников от двери пункта управления; пятое – Майла перегружает ветку, пока Джейн стоит на контактном рельсе.

Огаст завязывает последний шар и шлет Джейн селфи – с высунутым языком, поднятыми двумя пальцами и волосами, наэлектризованными от наполненного гелием латекса.

«Даров, уродина», – пишет Джейн в ответ, и Огаст чуть не выплевывает жвачку. Не надо было давать Джейн и Майле номера друг друга. Джейн принесет в 70-е юмор миллениалов.

Боже, она будет по ней скучать.

Пока Люси и Джерри устанавливают оборудование для готовки панкейков, бруклинские художники, которых собрала Майла, начинают ввозить скульптуры, рисунки и деревянные фигуры уродливых собак для негласного аукциона. Надо разобраться с входными браслетами, посчитать талоны на выпивку, установить световое, сценическое и звуковое оборудование, закрыть гендерные обозначения туалетов картинками с едой для завтраков.

– Надень, Уэс. – Огаст вздыхает, бросая ему последнюю из оставшихся футболок с «Блинным домом Блинного Билли».

– Она маленькая, – спорит он. – Ты же знаешь, что я ношу XL.

– Я тебя умоляю, задница у тебя вполне себе средняя, – говорит громкий голос, и это Исайя с нарисованными бровями, вплывающий внутрь с вешалкой, полной драг-одежды, а следом за ним – драг-дочери, наполовину в образах. В хвосте идет Уинфилд, и как только они исчезают, чтобы накраситься, Уэс надувает губы, натягивает свою футболку размера S и плетется в угол, где его друзья из тату-салона уже разместили свой стенд.

Шесть бочек пива и десять ящиков ликера разгружают из чьего-то мини-вэна – любезность от «Слинки» и еще нескольких баров в районе, – Люси дает задание паре помощников официантов из «Билли», которые вешают свет на стропила над импровизированным танцполом и сценой, которую они сделали для шоу. Когда Майла выключает основной свет, Огаст приходится признать, что помещение выглядит невероятно со всеми этими бруталистскими линиями, гигантскими старинными рычагами и мрачными трубками проводов, изменившихся под свечением.

Восемь часов все ближе и ближе, и Огаст не может в это поверить, но у них все-таки получилось.

– Ты готов, старик? – спрашивает Огаст, собирая волосы в хвост и занимая место рядом с Джерри и его сковородой. Он и небольшая армия поваров весь вечер будут делать панкейки, а Огаст и Люси будут разносить их пьяным и голодным.