Надо платить за аренду, отрабатывать смены. Выгуливать собаку. Пополнять проездной на метро. Начинается учеба, и Огаст приходится пойти на выпускной и примерить шапочку и мантию. «Кью» закрывается на ремонт. Они считают деньги, которые удалось собрать, – шестьдесят тысяч. До спасения «Билли» остается сорок, но они работают над этим.
Город движется, тащится, загорается, кричит и выплевывает пар через решетки так же, как и всегда. Огаст тут живет. Это наконец-то начинает казаться настоящим, даже когда с остальным не так. Это город, где ей разбили сердце. Ничто так не привязывает человека к месту как это.
В первую неделю она не выключает радио. Она уговаривает Люси разрешить ей поставить его в «Билли», слушает его в наушниках по дороге, берет магнитофон домой, когда убирается в кабинете, и слушает его в комнате. Джейн туда не позвонит, но иногда Огаст может поклясться, что чувствует ее по ту сторону, подпевающую на той же частоте. За последний год станция добавила в ротацию столько их песен, что иногда она слышит какую-то из них, Майкла Болтона или Натали Коул, и утешение – знать, что в этом была Джейн. Все это произошло на самом деле. Вот что она оставила после себя: песни, имя, выцарапанное в поезде, куртку, которую Огаст хранит на стуле у своего стола, но никогда не носит.
В субботу утром в динамиках звучит голос диджея, пока она складывает постиранные вещи в своей комнате.
– Итак, слушатели, – говорит он, – у меня этим утром есть для вас кое-что особенное. Обычно мы не принимаем заказы заранее, но этот звонивший был так предан нам, что, когда она позвонила на прошлой неделе и попросила нас поставить сегодня песню, мы решили сделать исключение.
– «Это для тебя, Огаст, – говорит Джейн. – Просто на всякий случай».
Начинает играть «Любовь всей моей жизни». Огаст роняет носки на пол и взбирается на кровать.
На следующий день она садится на другой поезд до «Кони-Айленда», последнего места, в котором она ее видела. Арочные потолки, металл и стекло, распростершиеся над ее головой. Она сходит на той же платформе, но спускается по лестнице на улицу и в тень колеса обозрения.
На краю пляжа она снимает обувь, связывает вместе шнурки и перебрасывает ее через плечо, чтобы войти в воду голыми ногами. Сейчас почти осень, но на пляжных покрывалах еще сидят сотни семей, подростков и изголодавшихся по солнцу взрослых двадцати с чем-то лет и пьют лимонад. Она проходит мимо всех них и опускается на место прилива в джинсах.
Вода омывает ее стопы, и она созерцает горизонт Атлантического океана, думая о Джейн, стоящую с рюкзаком, полным контрабандного пива, целую жизнь назад.