– Нет, мы сами ездили в Сарагосу, – Хосе подмигнул, – и не снимали обувь, пока не вышли с церковного двора, представляешь!

Килиан громко рассмеялся. Все вокруг говорили на буби и пиджине. Он еще не до конца понимал буби, но пиджин не составлял для него проблем. Приветствуя его, многие поднимали бокалы. Вальдо, Нельсон и Икон подошли и похлопали его по спине. Вальдо, как и Симон, стал старше, Нельсон раздался вширь, щеки его потолстели, а волосы Икона тронула седина, хотя ямочки на щеках все еще придавали ему моложавый вид. Симпатичная толстушка по имени Лиала, жена Икона, потащила Килиана танцевать, вызвав всеобщий смех. Килиан со смущением понял, что впервые видит женщину, которую Икон когда-то согласился разделить с Умару. Как Умару живется на родине? Он до сих пор сожалел о том, что сорвался тогда, но если бы не Хосе, Умару убил бы его.

Вальдо предложил выпить, и напиток обжег пищевод. Рокот барабанов отдавался в груди. Святая вода, елей, церковные свечи – все это было соблюдено, чтобы освободить младенца от первородного греха, но на самом деле эти люди не нуждались в церковном обряде. Творца всего сущего восхваляли громкие голоса, тугие мускулы, пот и горячая кровь.

– Как будто ничто не изменилось за сотни лет… – произнес Килиан завороженно.

Хосе согласно кивнул.

– Да, друг мой. Здесь ничто не меняется с начала времен, а истина вечна. – Он положил руку ему на плечо. – Но теперь у меня есть еще один внук, моя плоть и кровь. Это ли не перемена?

– Ну, теперь ты еще больше дед! – толкнул его Килиан. – Кстати, а где родители? Пойду их поздравлю.

Она подняла на него янтарные глаза – и мир опять перестал существовать, песни смолкли. Глаза сияли, в них читалось, что она рада его увидеть. На ее руках был очаровательный малыш. Безукоризненное платье в широкую полоску оттеняло карамельную кожу.

Моей танцевал в стороне, но все время посматривал в их сторону: не слишком ли много внимания жена уделяет «массе».

Килиан взглянул на младенца.

– Поздравляю! Как его зовут?

– Инико. Это значит – «рожденный в тяжелые времена».

– А они сейчас тяжелые?

Ее голос дрогнул:

– Возможно, все изменится.

Они молча смотрели друг на друга, потом она прошептала:

– Я рада, что ты вернулся, Килиан.

Килиан застыл. Он ведь даже имени ее не знал! Для него она была «дочкой Хосе», сиделкой, ухаживавшей за отцом, а потом и за ним. Он почувствовал, что заливается краской смущения.

– Прости, я… – сбивчиво заговорил он, – я даже не знаю, как тебя зовут…