– Она давно позади.
Она слабо, кривовато улыбается.
– Знаю. Ты отпускаешь своих девушек и никогда не оглядываешься назад.
Я хмурюсь от ее неприятного тона.
– Елена, могли бы мы забыть о ней и двигаться дальше?
– Конечно. – Она дрожащими руками закрывает коробки с пиццей, относит в раковину тарелки и, косясь на меня, говорит: – Что будет, когда закончится спектакль? С нами?
Я хмурюсь, потому что… потому что не знаю.
Захочет ли она встречаться со мной и дальше? Или утомится от дистанции, которую я установил?
– Давай вернемся к этому разговору позже. Нам нужно… время. – С моей стороны это трусость, но я ничего не могу с собой поделать. Я напуган и, признаться, – до смерти.
Елена комкает салфетку.
– Ты точно в порядке? – Я хватаюсь за соломинку, всматриваюсь в ее ничего не выражающее лицо, гадая, что бы еще сказать. Напряжение становится осязаемым, я в ужасе жду, что она пошлет меня куда подальше…
К черту!
Я подхожу к ней и беру за руки. Смотрю на нее.
– При встрече с ней я буду думать о тебе. Только о тебе. Даже когда она будет сидеть напротив. Ты… Я тебе
– Правда?
Правда – пусть хрупкая, неуловимая. Иначе я ни за что не спал бы с ней без презерватива и не объявился бы сегодня. Не доверял бы – твердо требовал бы с самого начала подписания договора о неразглашении, а не махнул бы на него рукой.
– Она мне не нужна.
–