– На меня смотри! – сжав до боли мои волосы, сдвигает он трусики и начинает елозить своими холодными пальцами по моим сухим складкам. Поскольку толку от его "ласк" ноль, он тут же смачивает их слюной и продолжает тереть там еще интенсивней, подводя меня к очередной истерике.
– Не надо, пожалуйста, не надо, – прошу, не в силах сдерживать ее.
– Что такое, Настенька? С ним больше нравилось? – злиться Елисеев, проникая в меня двумя пальцами. У меня внутри все сжимается в попытке вытолкнуть их, но безуспешно. Он двигает ими в быстром темпе, вызывая у меня очередную дрожь отвращения. – Нравится? – шепчет он, будто издеваясь. И не давая мне ответить, целует с языком, вталкивает его в мой рот, отчего меня едва не выворачивает. Чувство, будто собака вылизывает.
– Пожалуйста, – не выдержав, снова отталкиваю его на свой страх и риск.
– Что «пожалуйста»? – взрывается он.
– Ну, мы же в машине, там люди, – чуть ли не рыдаю. Мне так страшно, так противно и горько, что я едва дышу.
– И что? – меж тем парирует Елисеев с гадкой ухмылочкой. – Разве не ты сосала у Долгова в подсобке. Кажется, тогда тебя люди не смущали. Или может, тебе напомнить? У меня запись есть, могу включить. Освежишь память, заодно и возбудишься. Сосала ты тогда явно с удовольствием, аж причмокивала.
Я бледнею. Он же расстегивает ремень на брюках и приспускает их вместе с трусами, высвобождая налитой кровью член.
– Давай. Не нравятся мои ласки. Поработай сама, – обхватывает он меня за шею и давит, заставляя опустить голову к его паху.
В нос ударяет терпкий мужской запах. Он настолько густой и специфичный, что сдерживаемая мной изо всех сил тошнота подступает к горлу.
Нет, нет, нет, только не это!
Но глядя на эти белесые волосы на лобке, в глазах темнеет от отвращения. И когда губ касается красноватая головка члена, не выдерживаю и меня выворачивает всем, что я съела, прямо на Елисеевское хозяйство.
– Твою мать! – взревев, машинально подскакивает он, ударив меня коленом в скулу. Через секунду мне прилетает уже выверенная пощечина. – Дрянь! Сука, траханная во все дыры! Веня, тормози! – орет он водителю и как только машина начинает тормозить, выпинывает меня из нее. – А ну- ка пошла вон, тварь!
Я все еще в шоке и меня по-прежнему рвет, когда я падаю на асфальт и качусь несколько метров, сдирая кожу. Перед глазами темнеет от опоясывающей боли. Эта боль разливается по почкам, переползая на низ живота, и я понимаю где-то на уровне интуиции, что вряд ли я отделаюсь царапинами. Хоть скорость перед падением и была сброшена, но все же она была. Приземлилась я отнюдь не мягко, поэтому, когда возле меня останавливается машина охраны, и один из Елисеевских бодигардов аккуратно берет меня на руки, прошу его дрожащим от слез голосом: