Самое нелепое приглашение из всех возможных.
— Хорошо. Я дам ему знать.
Я приезжаю в больницу сразу после восьми вечера. Перед самым отъездом Хавьер сообщил мне номер палаты и нужный телефон на случай, если по дороге я заблужусь.
В палате уже толпятся люди, а у дверей дежурят трое молодых парней с загорелой кожей и черными волосами.
Рядом с кроватью стоит Гордон и со слезами на глазах смотрит на внука, но у видев меня, тут же расплывается в улыбке.
— Отец Дэймон, рад, что Вы пришли.
Все люди, которые, как я полагаю, являются семьей и друзьями парня, расходятся в стороны, пропуская меня к кровати. При одном взгляде на лежащего на кровати Мигеля с сизым опухшим лицом и торчащей из носа с трубкой, я понимаю, что это будут самые мучительные тридцать минут в моей жизни.
Пожилая женщина с седыми волосами и морщинистой кожей тянется к парню и всхлипывает что-то по-испански. Когда я подхожу, она берет меня за руку и целует костяшки моих пальцев, будто я сам Папа Римский. Сквозь слезы она бормочет что-то по-испански, из чего я могу разобрать только «mi hijo» и «padre».
Гордон наклоняется и кладет руку мне на спину.
— Бабушка Мигеля со стороны его матери. Одна из этих суперрелигиозных бабулек. Думает, что святая вода отгоняет демонов, и все такое.
— Если Вы не возражаете, я бы хотел начать.
— Да, я был бы Вам очень признателен.
Я читаю молитву очень быстро и официально, так же, как и сотни раз до этого. При этом пытаюсь не смотреть на парня слишком часто. Я изо всех сил стараюсь не забывать о причине, по которой он сейчас лежит на больничной койке. По правде говоря, мне хотелось бы объяснить это его семье, которая трясётся над ним, словно над каким-то великомучеником.
Хотя после этого они безусловно меня прикончат.
— Спасибо, что пришли, падре. Это очень много значит для нашей семьи и друзей.
— Конечно. Держитесь.
Жалкий финал этого дерьмового шоу, но я рад, что оно закончилось. Ополаскивая руки в раковине, я оглядываюсь на болтающего с молодой женщиной Гордона, и вдруг слышу голоса говорящих у палаты мужчин.