Я взял девушку под руку и повел внутрь, к алтарю. «Каролину Айвори» вел отец. Под бурные крики толпы мы скрылись в храме. То ли меня так трясло от волнения, то ли переодетую куртизанку, но мне постоянно казалась, что рука ее то и дело подрагивает на моем локте. Я понимал, что она боится гнева Джорджа, ведь слава о его жестокости бежала впереди него.

Даже наши заверения, что мы приложим все усилия, чтобы после обеспечить ее безопасность и безбедную жизнь, не успокоили актрису. Говорят, она также всю ночь не сомкнула глаз. Поэтому нет ничего удивительного, что она, облаченная в это увесистое одеяние, еле передвигала ноги, фактически повиснув на мне. Впрочем другого выбора у нее не было, если брать в расчет ее обувь. И как женщиныы только передвигаются в таких неудобных туфельках?

Чем ближе мы подходили к алтарю, тем больше я убеждался, что мне и вправду не кажется. Девушка очень нервничала при виде более чем двухсот королевских гостей, стражей и священников. Для нее, человека, не привыкшего бывать на празднествах такого рода, это все было в новинку и дико. Тем более, когда она понимала, кем является на самом деле. Бедолагу трясло так, что мне казалось, она своей маленькой ручкой раскрошит мне локоть. Благо внешне реакцию ее тела хорошо скрывали пышная юбка и фата, что естественно подрагивали при каждом шаге.

Никто, кроме нас двоих, не чувствовал, насколько мы оба переживали в тот момент. Я плотнее прижал ее ладошку к своему локтю второй рукой, чтобы унять ее дрожь. Эта храбрая женщина, что стала падшею волею жестокой судьбы, обхватила мои пальцы, будто бы они могли помочь ей не упасть окончательно. Держалась из последних сил, обжигая своим теплом, что проникало сквозь белоснежные перчатки, я чувствовал, что ей страшно и она пытается спрятаться за меня.

Я сжал ее пальцы в ответ, давая понять, что не брошу, несмотря на то, что она нечистая. Сей жест поддержки, утонувший в изгибе моего огромного локтя под пышным рукавом рубашки, был нашей маленькой тайной, незримой для остальных.

Никогда ранее я даже представить себе не мог, что буду восхищаться смелости девицы из борделя. Перед моими глазами невольно всплывала картина, как она, напуганная грядущим наказанием от хозяйки, молила позволить ей «утешить» меня. Как боялась меня за своей игрой в высокородную наследницу и как была счастлива, когда я пообещал, что все будут думать, что мы действительно разделили ложе. В ее глазах за напускной уверенностью плескались горечь и отчаянье. И я более чем уверен, что попала она туда отнюдь не от хорошей жизни, играя того, кого пожелают посетители. Сегодня же ей суждено было сыграть главную роль в своей жизни, после которой ей будет дарована свобода и безбедное существование.