‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Возможно, пришел его час? Настало время остепениться, пускай не так, как завещала мать, пускай, ломая и перекраивая себя в угоду больной на всю голову девчонки, но всё же…

Видимо, судьба у него такая. Построить отношения с достойной женщиной — не его призвание. Вечно какой-то напряг. Не получалось у него по-нормальному. Не-а. Не его это. Так может, если действительно так предначертано, пускай всё и дальше идет своим чередом? Забеременеет Марина — так тому и быть. Пускай рожает. Потом сделают тест на отцовство, и если ребёнок действительно окажется его — значит, судьба. Но жить вместе с ней и тем более создавать семью он не собирался ни за какие деньги мира…

— Ладно, Вал, — вздохнул Егор, нарушая затянувшееся молчание. — Поступай, как считаешь нужным. Я предупредил. Но если передумаешь — номер Бердника у тебя есть.

— Спасибо, — поднялся с кресла Вал, пожимая протянутую руку.

— И ещё, — Егор замялся у двери, уперев в него цепкий взгляд. — Поосторожней там с Осинским, ага?

— Может, мне его грохнуть? Глядишь, и ты успокоишься, и мне станет легче жить, — пошутил, потирая зудящую ладонь. А что? Хорошая идея.

Но Студинский шутку не оценил. В каждой шутке, как говорится…

— Даже не вздумай, — нахмурил светлые брови, предупреждающе ткнув в него указательным пальцем. — Я серьёзно! У меня только один друг и я не собираюсь терять его из-за какой-то там неопределившейся бабы.

Вал только ухмыльнулся, не собираясь внедряться в подробности. Реакцию Егора понимал и частично уважал. Сам рвал и метал, переживая в свое время за друга, но пути назад уже не было. Цепной механизм запустился много лет назад, а Юля… она всего лишь ускорила неизбежное. Стала тем недостающим болтиком, благодаря которому медленно вращающийся движок набрал губительные обороты.

Дай Бог, он найдет управу на Цыганова сам, не ввязываясь снова в криминал. И так с большим трудом отмылся, начав жизнь с чистого листа. Но если не получится. Если придется свернуть с протоптанной в агонии дорожки — всё потеряет смысл. Абсолютно.

Отбросит его тогда к первоистокам на несколько лет назад, снова поставит на распутье, дыша в затылок пробирающим до дрожи зловоньем разлагающихся трупов и всё… пздц. Крест на него рухнет подъемный. Не выберется из-под него. Уже не сможет. Единственный человек, который мог бы помочь, который болел им, переживал за него, молился бессонными ночами и всегда ждал у двери, заливаясь счастливыми слезами при встрече, сейчас был на небесах. Теперь никто не вытащит его из засасывающей воронки, никто не напомнит о человечности, заглядывая с тревогой в обезумевшие глаза.