– Вы не распишетесь тут для меня? – спросил он, и его щеки порозовели.
– Для чего? – уточнил я.
– Мне правда очень хочется ваш автограф.
Я уставился на офицера в изумлении, борясь с сильным желанием разломать его ручку пополам, но Эстер перехватила ее.
– Хотите, я тоже распишусь? – тихо спросила она.
– Да, мэм. Хочу. Моя жена всю неделю поет «Мне не нужен ни один парень». Говорит, это лучшая песня из всех, что она слышала. Я сводил ее на концерт в Мечети вчера вечером. Это было потрясающе. Жена с ума сойдет от радости, когда увидит ваш автограф. У нас как раз годовщина.
Эстер витиевато расписалась и передала ручку мне. Отдать пять тысяч мне оказалось легче, чем вывести этот автограф. Вымогательство я еще мог как-то понять, но отсутствие стыда – это совсем другое.
– На вашем месте я бы вернулся домой. Вам ведь не нужно этого делать ради продажи своих пластинок? – спросил офицер, понизив голос так, словно сообщал нам секретную информацию, помогал нам скрыться.
– Не делать чего? – переспросила ровным голосом Эстер.
– Рассказывать эту историю. Она только выводит людей из себя. Вы же можете просто петь песни? Ваша музыка замечательна.
– Мы можем идти? – вздернув подбородок, спросила Эстер.
– Да. Конечно, – кивнул офицер.
И Эстер, не оглянувшись, вышла из полицейского участка. Вокруг ее глаз темнели круги от истощения, а ее белое платье было измято и запачкано. Но прежде чем выйти на улицу, она подкрасила помадой губы, надела пальто и распрямила плечи, подготовив себя к встрече с любой публикой, которая могла нас поджидать.