Повсюду, куда не падал взгляд, встречалась серость и сырость, разбавленная тошнотворной пеленой выбросов с заводов в редкие безветренные дни. Стены с облупившейся краской, огромными кусками осыпавшейся штукатурки и трещинами, покореженная и заржавевшая арматура, торчавшая из стен, от которых отваливались целые куски, неуместно яркие вывески магазинов, продававших все возможное и невозможное, лишь бы выкачать последние деньги из кошельков местных жителей, вместе это составляло привычный городской пейзаж умирающего в предсмертных конвульсиях промышленного гетто.

И, конечно же, крыши. Крыши, крыши и крыши. Миллионы их. Они простирались на мили вокруг, и, казалось, ограничивались только подступавшим к берегам острова мутным водам Залива. На кромке воды примостились доки, где проглядывали мачты заходивших в порт немногочисленных судов, таких же, как и все здесь: старых и проржавевших, едва державшихся на плаву – как нельзя точное определения для всего, что касалось старого города. На востоке бесконечные серые ленты железнодорожных путей, сплетавшиеся магистралями в транспортный узел, уводили составы по перекинутым через реку мостам куда-то вдаль – в сторону Детройта и Чикаго, откуда давно уже не было тех длинных очередей, в которых раньше составы стояли сутками напролет.

Жители старого города знали, что никто не забыт, ничто не забыто – не их девиз. Они забыты. Они ничто. Толстосумы попользовались ими, нажив состояние, бросили их на произвол паскуды судьбы, уводя производство и деньги за границу, где дешевле и прибыльнее. Жителям промышленного гетто осталось лишь доживать свои дни, что они и делали. Каждый выживал, как мог, глядя на светлое будущее через воду Залива на соседний остров. Новые постройки, новые здания, отличные от домов местного гетто, новая жизнь. Проще построить заново, чем переделывать сломанное старое, что в итоге и произошло. Они ничто. Они забыты. Звери антропогенных ландшафтов в естественной среде обитания из серых бетонных улиц и разваливавшихся домов, возле которых мусорную свалку сложно отличить от клумбы.

С крыши некогда известной гостиницы Посейдон открывался превосходный вид, только до превосходства нужно было еще доплыть или перебежать через мост Первопоселенцев. Там, за ним другая жизнь, другие ценности. Тебе не нужно думать, что ты будешь есть на ужин, где раздобыть денег на допы к медстраховке из-за подорванного на заводе здоровья. Там все иначе, но, увы, они не там, а здесь. В мире, где трубы заводов соседствуют со зданиями колониальной эпохи. Скоро и они станут такими же забытыми памятниками прошлого: ритуальными сооружениями, где жители индустриальной эпохи приносили себя в жертву богу металла во славу своей страны и во благо людей в кипенно-белых воротничках с толстыми кошельками.