– Не так быстро, Лис, – Коннор уже собирался исчезнуть, но Пирс Салли неожиданно вмешался в его намерения. – Со мной этот номер не пройдет, – тот, кто сам исчезает и появляется из ниоткуда, не позволит сделать это кому-то другому раньше него. – Мы оба знаем, что Ашер Эванс – не киллер, – Салли говорил, не повернувшись к нему, но Уэст остановился на середине шага. – С контузией, как у него, так с ножом не попляшешь, хоть может раньше ему и не было в этом равных, – будто в никуда говорил начальник кримлаба. – Для Джона это не аргумент, – и теперь уже Салли повернулся к Коннору и пристально смотрел на него стеклянным взглядом блеклых глаз.
– А для вас, значит, да, – недоверчиво спросил Уэст, испытующе рассматривая неподвижно застывшую фигуру ученого в халате поверх белоснежной рубашки и идеально ровно завязанного галстука.
– Я верю в науку, и паранойя – не мое профессиональное заболевание, – слегка обидное, но, к сожалению, верное уточнение, и Уэст не смог от него отмахнуться. – Человеческое тело имеет предел своих возможностей, – леденящий душу и пустой взгляд Салли прошелся по нему и пробирал Коннора изнутри. – Хоть ты усердно доказываешь обратное, – Пирс дернул головой, размяв затекшую шею, будто страдая от дикого приступа шейного хондроза, что, скорее всего, и было правдой.
– Для Моргана это не важно, – детектив напомнил Салли, что решающее слово не за ним.
– И поэтому я говорю об этом тебе, а не Джону, – и тот был согласен с ним. Пусть поезд едет, они найдут, как его остановить, а Джону лучше не мешать. Бить по рукам и одновременно говорить: «Молодец!», не самый верный способ мотивации.
– Если Ашер Эванс жив, – Пирс поднял голову и смотрел в небо, которое так редко видел. Он вообще мало, что видел, кроме монитора компьютера и окуляров микроскопа. – То будет очень странно, если он окажется маньяком-убийцей, – отрешенно рассуждал Салли, но Уэст вслушивался в каждое слово.
Он привык читать его отчеты – сухие выжимки и факты без каких-либо рассуждений, досконально точные, но лишенные души, как, возможно, теперь уже и сам Пирс. Но прямые замечание того, кто держал доказательства в руках, были едва ли не важнее самих доказательств.
– Киллером, – поправил его Коннор. Оговорка казалась незаметной, но только не из уст летописца фактов из кровавой истории Нордэма.
– По-твоему, я ошибся? – Салли отвлекся от рассматривания свинцового неба и перевел взгляд, не выражавший абсолютно ничего, на Уэста.
Его слова должны были звучать с обидой, не будь на худом и изможденном лице ученого всепоглощающей пустоты, а в глазах – выжженной оболочки вместо человеческой души. Вот кем рисковал стать Джон Морган – опорожненным работой сосудом, аккумулирующим голые факты. Вот она – конечная стадия заболевания не получившая должного лечения – эмоциональное выгорание и лишь слабая радость при виде затянутого тучами неба.