– Да, у меня тоже есть принципы, – усмехаюсь, закатив глаза.

– Какое-то двуличие с твоей стороны, ты не девственник с колечком непорочности на пальце.

– Ладно, если у меня когда-нибудь будет ребёнок и это будет дочь, хочется, чтобы она думала, с кем крутится.

– Не буду спрашивать, надо ли, потому что надо, ты мне кое-кого напоминаешь. Дам бесплатный совет. Не лезь в жизнь своей дочери и даже не пытайся ставить свои условия, у неё своя жизнь. Своя – это когда она решает, что есть, что пить, с кем общаться, вступать в отношения и так далее. Конечно, можешь делать это, но в том случае, если хочешь испортить ваши отношения.

Несколько секунд в упор смотрю на неё. Ладно, я не законченный идиот, чтобы ничего не понимать. Уверен, такие напряжённые отношение между ней и её отцом.

– Что у твоей мамы?

Ребекка тут же меняется, её уверенность тает на глазах. Она опускает глаза и начинает теребить подол толстовки.

– Рак.

– Это… дерьмово, – у меня нет другого подходящего слова. На деле оно подходит как никогда лучше. Это действительно дерьмово.

– Знаю, – коротко соглашается она.

– Поэтому ты разговариваешь с ней ежедневно?

– Не только поэтому, это просто одна из причин. Всё становится ещё ценней, когда находишься в подвешенном состоянии и не знаешь, что ждёт завтра.

– Но что-то же должны говорить, становится лучше или хуже, это же заметно.

– Да, но всё может поменяться. Нельзя загадывать, может произойти ремиссия или рецидив. У неё рак голосовых связок, о его наличии можешь не догадываться, пока не пойдёт что-то не так.

– Как узнала она?

– Сначала постоянная сухость в горле, потом голос начал отдавать хрипотой и некоторые звуки тяжело произносились.

Улавливаю движение руки и изменения тона её голоса, верный сигнал, что она только что смахнула слёзы. Хреновый разговор, понимаю, что продолжать его вряд ли стоит.

– Она поправится, – завершаю я.

Ребекка тихо выдыхает, продолжая смотреть темноту ночи.

– Знаю.