На удивление, Джейк улыбается. Он кладёт ладони на мои щёки и шершавыми подушечками поглаживает скулы.

– За двадцать пять лет я впервые встретил девушку, которую хочу во всех нормальных и ненормальных смыслах, и лучше бы кому-то другому не отбирать у меня это. Я люблю тебя. Ты первая и последняя, кто слышит эти слова. Я хочу, чтобы ты знала это и берегла мое сердце, как во всех смазливых мелодрамах. В ответ я буду беречь твоё.

Я едва не хмыкаю, чтобы не расплыться лужицей в его ногах.

– Господи, я сейчас сам расплачусь, – говорит Джейк, имитируя дурацкий писклявый голосок.

Ещё секунда и мы взрываемся хохотом.

– Ты всё испортил! – бью его по грудной клетке, продолжая смеяться. – Всё так красиво начиналось!

– Ой, да плевать, – усмехается Джейк. – Я похож на писающего радугой мальчика?

– Но хотя бы раз ты мог затянуться!

– Ага, мог. Наверно.

Выскальзываю из его рук в тот момент, когда он тянется с поцелуем. По пути подхватываю коробку и шлепаю босыми ногами по плитке молочного оттенка.

– Теперь ты всё испортила!

– Ой, да плевать, – улыбаясь, бросаю я, повторяя его слова. – Твои родители прилетят через три часа, а у нас пустые полки холодильника.

– Поедем в магазин, как все среднестатистические пары, чтобы закупиться продуктами на год вперёд?

Я останавливаюсь у белоснежного кухонного острова. Ещё одна причина выбрать именно эту квартиру: белая кухня в скандинавском стиле. Она намного лучше, чем великолепно, прекрасно, невероятно. Расставляю ладони по столешнице древесных оттенков и устремляю взгляд к Джейку, который скрестил руки и оперся бедром на дверной косяк комнаты-без-точного-определения.

Он склоняет голову на бок и прищуривается. Лёгкое головокружение напоминает о себе. Джейк прекрасно осведомлён о своей сексуальности, и умело пользуется данной чертой.

– Только если ты не желаешь сделать это один.

– Не желаю, – улыбается он.

– Джентльмен в тебе давно умер.

– Я всё ещё открываю перед тобой дверь.

– Только для того, чтобы попялиться на задницу.