Светлый фон

«Рад за тебя».

«Рад за тебя».

Ослепленная злостью, я начала печатать.

«14:14 – желаю никогда не знать тебя».

«14:14 – желаю никогда не знать тебя».

Я нажала на «Отправить» и стала ждать. Наблюдала, как Нолан вытащил свой мобильник из кармана брюк и открыл сообщение. Лицо у него побелело, а плечи напряглись.

– Заказ для Эверли! – выкрикнула бариста, и я оторвала взгляд от Нолана, чтобы забрать свой стаканчик.

– Спасибо за кофе, – произнес рядом со мной Блейк.

– Не за что, – пробормотала я и вместе с ним пошла в сторону выхода.

А возле двери бросила последний взгляд на столик Нолана. Он снова убрал телефон, сделав вид, будто той эсэмэски никогда не было. Так же, как будто никогда не было нас.

 

На День благодарения я наконец почувствовала, что опять готова поехать к маме. За прошлые две недели она несколько раз бывала в Вудсхилле, а созванивались мы почти каждый вечер. Между нами столько всего произошло, однако тот факт, что она безо всяких условий примчалась ко мне и поддерживала, когда я больше всего в ней нуждалась, перевешивал все остальное, поэтому я просто не могла не принять ее приглашение. Тем более мне казалось неправильным оставаться на праздники одной в квартире – все мои друзья тоже уезжали к своим родным.

Было непривычно, что у нас дома внезапно появились другие люди, кроме нас двоих. После смерти бабушки здесь жили только мы с мамой, и мне пришлось контролировать эмоции, чтобы никто не заметил, как странно мне видеть вдвое больше обуви в прихожей и фотографии на стенах, которых здесь раньше не было.

К счастью, в сердцах сказанное предложение превратить мою комнату в кладовку мама не восприняла всерьез. Когда я поднялась наверх, на письменном столе красовалась ваза со свежими цветами, на полке стояла парочка новых книг, а на кровати лежало свежее постельное белье. За исключением матраса для Доун, который мама положила в центр комнаты, все выглядело как обычно.

– Как мило со стороны твоей мамы, – сказала Доун и плюхнулась на матрас. Потом раскинула руки и ноги, как будто собиралась сделать снежного ангела.

В первый раз за долгое время мы остались одни – без Спенсера и других ребят поблизости, которые спасали меня от необходимости посвящать Доун во все случившееся. Я понимала, что она чувствовала себя так же неловко, как и я. Угрызения совести, которые так часто мучили меня в ее присутствии, снова вернулись. Я не хотела, чтобы между нами все стало вот так. И прежде всего не хотела, чтобы у нее сложилось впечатление, будто мне не нравилась идея провести праздники с ней и ее папой.