Я застонала и пошла за Нэшем по коридору, который ему, очевидно, был хорошо знаком.

– Не говори, что ты превратился в одного из этих придурков.

– Каких придурков?

– Тех, что суют свои банковские карты при каждом удобном случае.

– Обычно нет.

Я споткнулась, чихнув, и позволила Нэшу поддержать меня.

– Ты пожертвовал на постройку и назвал ее в свою честь?

– В честь папы. – Он открыл для меня дверь. – Это медицинский центр имени Хэнка Прескотта.

– О. – Я ломала голову в поисках вежливого способа сказать «ужасная идея», но родила лишь короткое: – Ему бы это понравилось.

Нэш фыркнул.

– Нет, не понравилось бы.

– Да, он был бы в ужасе. – Я запрыгнула на смотровой стол. – Он бы назвал это показухой. Зачем ты это сделал?

– Для начала, я хотел, чтобы его помнил кто-то кроме тебя, меня, мамы и Рида.

– Если его помнит кто-то еще, это делает его существование реальным.

– Да.

Неудивительно, что грудь у Нэша была такая широкая. Там помещалось большое сердце.

Я хотела еще раз извиниться перед ним за его потерю, но это казалось неуместным. Я хотела спросить, в порядке ли он, но это тоже казалось неуместным. Кончилось тем, что я просто принялась внимательно разглядывать его.

Нэш перебирал насадки отоскопа. Три упали на пол. Он отпихнул их к двери.

– Врач, который вышвырнул отца из эксперимента, в совете директоров этой больницы. Вот почему я решил переименовать ее. Хочу, чтобы этот ублюдок видел его имя всякий раз, когда приходит на собрание.

Какие-то слова крутились у него на языке. Оставались невысказанными. Я могла бы надавить, но в кабинет вошел пожилой врач.