В этот момент ей пришло сообщение от Максима. Инга сама ему сегодня еще не писала – она не могла рассказать о том, что произошло утром, потому что это означало бы пережить все заново.

«Я даже не могу представить, в каком ты сейчас состоянии. Понимаю, если ты пока не хочешь ни о чем говорить, но если понадобится, знай, что я тут».

Инга некоторое время бессмысленно смотрела на телефон, прежде чем ответить:

«Как ты узнал?»

«Увидел в фейсбуке».

В ней мгновенно выстрелило раздражение против ни в чем не повинного Максима – первый признак панического ужаса, который вот-вот должен был ее поглотить:

«Что ты увидел? Ты можешь конкретнее говорить?»

«Бурматов написал пост», – ответил Максим и прислал ссылку.

Инга нажала на нее.

«Последняя неделя была для меня очень сложной. Я не покривлю душой, если скажу, что, наверное, самой сложной в жизни. Я стал участником безобразной истории, видел, что пишут люди, слышал, что они говорят, но заставлял себя молчать. Я считал, что так будет правильнее и честнее, пока руководство компании не завершит внутреннее расследование. Я понимал, что люди, которые знают меня, мне поверят, но найдутся и те, кто посчитает мою версию событий неумелыми оправданиями, попытками разжалобить и склонить их на свою сторону. Я этого не хотел, поэтому горячо поддерживал идею непредвзятого разбирательства. Теперь решение принято. Я наконец-то могу высказаться, не рискуя быть обвиненным в манипуляции общественным мнением.

В сентябре в нашу компанию пришла новая сотрудница. Учитывая, что ее публичные фейсбук-посты легли в основу этого разбирательства, я считаю себя вправе назвать ее – Инга Соловьева. Инга сразу проявила себя хорошо: быстро схватывала, подключилась к важному проекту и очень помогла. Поэтому я принял решение взять ее в штат раньше, чем закончился испытательный срок. Теперь я думаю, что, возможно, она неправильно поняла меня тогда и увидела в этом намек на мое особое отношение.

Почти сразу Инга стала проявлять ко мне интерес, выходивший за рамки обычной рабочей коммуникации. Например, однажды в баре, где мы сидели с коллегами, она, оставшись со мной наедине, вдруг стала поглаживать меня по руке. Я был изумлен, Инга, кажется, сама смутилась и быстро ушла. Однако двусмысленные ситуации повторялись: мы оказывались в пустом офисе вдвоем, разговаривали в моем полутемном кабинете, Инга делилась со мной историями из личной жизни. С сотрудниками у меня всегда были исключительно деловые отношения, поэтому Инга своим поведением выделялась, но я его не пресекал. Поначалу это казалось мне своеобразной игрой. Я считал, что, так как мы оба понимаем – романтическая связь между нами невозможна, это не более чем развлечение, ненавязчивый флирт.