Кроме нее, на станции не вышел больше ни один человек. Электричка испустила шипение и, медленно набирая ход, поползла дальше. Инга осталась одна.

Она внимательно оглядела платформу. Бетонная остановка с навесом, обклеенная лохмотьями объявлений. Табличка с названием. Щит с расписанием поездов. Два фонарных столба. Ни одной камеры. На платформе напротив все было точно так же.

Инга спустилась по лестнице и углубилась в лес. Вдоль рельс тянулась вытоптанная тропинка, но Инга не хотела, чтобы ее видели из проезжающих электричек. Под защитой деревьев она чувствовала себя в безопасности.

Свой настоящий телефон Инга оставила дома, взяв только тот, по которому переписывалась с Ильей. На него она скачала себе карту и теперь шла по лесу, то и дело сверяясь с ней. Здесь вовсе не было никаких тропинок, поэтому Ингу не отпускало ощущение, что она просто бредет среди деревьев в никуда. Однако карта уверяла, что она движется в правильном направлении.

Наконец она наткнулась на полуразрушенную бетонную коробку – видимо, заброшенную подстанцию – и вскоре вышла к дороге. Это был тот самый маршрут, по которому они в прошлый раз ходили с Максимом. На этот раз Инга вышла из леса откуда-то сбоку, поэтому КПП остался у нее за спиной.

Инга зашагала по бетонным плитам. В стыках между ними росла трава и какие-то мелкие белые цветочки на жестких стеблях. Вокруг стояла тишина – ни голосов, ни собачьего лая, ни шума двигателя в отдалении. Солнце спряталось за облаками, хотя дождя сегодня не обещали. Инга натянула капюшон пониже. Она шла и думала о том, что примерно так представляла себе шоссе, найденное в лесу героями «Трудно быть богом», в конце которого якобы оказался скелет, прикованный к пулемету.

Это навело ее на странную мысль. Отец всегда говорил, что без книг невозможно полноценное развитие личности, что человек, который не любит читать, – несовершенный, поломанный, навсегда лишенный настоящего счастья, даже если не догадывается об этом. Ингу он воспитывал именно так. В детстве она любила книги; став подростком, разумеется, воротила от них нос, и они даже ссорились с отцом. Тот требовал читать определенное количество страниц в день и вечером пересказывать, что Ингу оскорбляло вдвойне – и само требование, и недоверие. Но потом отец умер, и любовь к чтению, как и прочие компоненты его образа, приобрела для Инги характер абсолюта – она переняла ее всецело. Усиленное штудирование литературы привело к тому, что, шагая на будущее место преступления, Инга могла авторитетно проводить параллели с творчеством Стругацких, но она с трудом верила, что отец счел бы цель ее пути признаком полноценной личности. Выходит, чтение книг не сделало ее хорошим человеком? Или желать кому-то смерти – это необязательно плохо?