– Она знает, что делает, – соглашаюсь я. – Елизавета сама избавилась от страха перед нами. Уверена, что ты никогда не родишь сына, а моего, объявленного бастардом от распутной матери, никто не поддержит.
– Да, она победила, – пренебрежительно говорит Мария. – Мы даже не строили против нее заговора, а она отнеслась к нам как к злейшим врагам. – Маргарита Дуглас лишь мечтала вслух о будущем своего сына, но и ее назвали предательницей. Наша королева – не самая приятная родня. В близости с ней нет ничего хорошего. Как думаешь, сейчас, окончательно унизив, она тебя отпустит?
Я встаю и иду к окну.
– Что ты делаешь? – спрашивает Мария, когда я открываю оконную створку.
– Вывешиваю черную ленту, – тихо отвечаю я. – Как знак плохих вестей. Потому что теперь никто не потребует моего освобождения.
* * *
Двор покидает Лондон, и я представляю, как сестра сидит на качелях в образе ангела мира и танцует для Елизаветы в представлении, сообщающем Марии Стюарт о том, что она – католичка, француженка – станет наследницей королевы, а о нас все забудут. Мне тяжело находиться здесь, в Тауэре, когда любимый человек томится в заключении всего в ста ярдах от моего окна, но моей сестре, пожалуй, еще сложнее – приходится улыбаться женщине, которая мстит и мне, и ей, и любому, в ком она видит соперника.
Становится теплее, и ночью я открываю окна – занимаясь ухаживаниями и строительством гнезд, каждый вечер черные дрозды в садах поют сладкими голосами все позже и позже. Я вешаю колокольчики на шею Булавки, чтобы она не охотилась на птенцов, и по утрам кладу раскрошенный хлеб на подоконник в ожидании малиновки, которая подлетает к окну и прохаживается с напыщенным видом, хвастаясь красной грудкой и заявляя право на свою территорию.
Вечерами я занимаюсь, читая книги, оставленные Джейн в библиотеке коменданта, изучая Библию, что она мне прислала, перечитываю ее письмо, адресованное мне, ее друзьям и учителям. Моя сестра одновременно моя героиня. Я пытаюсь найти в себе такую же храбрость, такую же веру в собственное предназначение. Она всегда знала, что идет святым путем, куда бы он ни вел: к трону или на эшафот; всегда знала, что идет к Богу. Боюсь, Джейн считала меня очень легкомысленной и глупой. Теперь я стала умнее – вот бы она могла об этом узнать.
С Тедди все хорошо, он просыпается, чтобы поесть, всего один раз за ночь. Я спрашиваю коменданта, можно ли нам погулять на теплом летнем воздухе, чтобы мальчик ощутил солнечный свет на своей коже, и он говорит, что моей фрейлине разрешается ходить с ним в сад или к реке каждый день.