Архиепископ Паркер бросает на меня серьезный взгляд.

– Лучше расскажи мне все об этом фальшивом браке, – добрым тоном обращается он. – Покайся, дитя мое.

Я делаю вдох перед тем, как ответить, и вижу, что на его лице мелькает надежда. Если он вернется к Елизавете и доложит ей, что я признала себя незамужней, она будет довольна его работой и продолжит игнорировать полускрытое присутствие верной супруги архиепископа, хотя королеве ненавистна идея женатых священников. Если он сообщит ей, что в Тауэре находится всего лишь маленький нездоровый бастард, значит, Елизавете не надо спешить с замужеством и беременностью. Если заверит ее, что у протестантов нет сына и наследника, королева сможет сказать королеве Шотландии, что будущее английского трона еще не решено, и будет дразнить Марию надеждой на мирный договор и престол.

– Покаюсь, – мило отвечаю я, и писарь макает перо в чернила, громко дыша. – Хотя полагаю, милорд, вы соглашались с моей сестрой Джейн в том, что беспокойной душе следует обращаться напрямую к Господу? – Сделав паузу, чтобы мои слова записали, я продолжаю: – Как бы то ни было, я признаю, что полюбила юношу благородного происхождения и наши матери знали о нашей любви и намерении пожениться. Они собирались просить разрешения у королевы, но моя мама умерла. Признаю, мы обручились при свидетеле и также сочетались браком при свидетеле и священнике, но без позволения королевы. Признаю, мы делили ложе как супруги. Признаю, что у нас родился красивый мальчик, рыжеволосый и своенравный, как все Тюдоры. Признаю, что не понимаю, почему меня держат в заключении и почему вызвали каяться перед вами.

Начавшийся вот так оживленно, допрос продолжается весь день, писарь марает страницу за страницей, пока архиепископ спрашивает у меня все то, о чем я уже много раз говорила. В наших поступках явно нет ничего незаконного. Они надеются лишь на то, что я сломаюсь и совру ради свободы. К концу дня архиепископ выглядит бледным и уставшим, я же вся румяная от ярости. Он требует от меня лжи под присягой – я отказываюсь. Более того, я презираю Паркера за попытку силой заставить меня, недавно пережившую роды молодую женщину, назвать моего ребенка бастардом, а мужа – подлецом.

– На сегодня все. Мне нужно молиться, вам же, мадам, задуматься о своем упрямстве, – нерешительно говорит он.

Я киваю ему, будто разрешая уйти, и поворачиваюсь в сторону выхода.

– Да, молитесь, – советую я архиепископу.

– Жду вас снова послезавтра и надеюсь, что вы расскажете, как все было на самом деле, – добавляет он.