«Как же мне ответить на твой вопрос, если я сама толком ничего не понимаю? Это не моя история! И не моя тайна! Нет! Я не могу…»

— Кроме очевидного? — Ирина иронично изогнула бровь, прикидываясь, будто причина ее состояния кроется исключительно в перепалке со Светланой Юрьевной. — Мне просто стало тяжело оставаться в одной компании с твоей бабушкой после ее жаркого приема!

— А плакала почему?

— Плакала?

— Дуру не включай!

Кровь вскипела в венах, злость и обида нещадно жгли грудную клетку. Возмущение стало абсолютно искренним, когда девушка ядовито выплюнула:

— Эта женщина оскорбила меня, да еще и в присутствии других гостей! Ты просто не слышал, какие ужасные вещи она говорила в мой адрес! Так что извини, но у меня имелись все причины для того, чтобы немного себя пожалеть и порыдать в туалете! Вот почему я плакала! Теперь ясно?

— Предельно!

Сложно сказать, что нашло на нее в тот момент. Магнитные бури повлияли. Или напряженный вечерок все же дал о себе знать. Но внутренняя струна, сдерживающая все ее чувства и эмоции… вдруг лопнула. Разорвалась.

И оказавшись бессильной перед гневом, затянувшим сознание плотным непроглядным пологом, Ирина раздраженно оттолкнула от себя его руку.

— А вообще, знаешь что? — избавившись от ремня безопасности она, проворно выскочила из салона. — К черту вас всех! Всех! Видеть не хочу! Слышать не хочу! И… и… А! Пройдусь-ка я пешком!

— Вернись в машину! — услышала страшный рев, прежде чем захлопнула дверь. Она не знала, почему так себя вела. Не понимала. Да и не хотела.

Однако выйти из тупика Красницкий ей не позволил. Не менее шустро покинув автомобиль, он угрожающе преградил дорогу. А затем начал приближаться, вынуждая Синицыну машинально пятиться назад, отступая вглубь. Так продолжалось до тех самых пор, пока Ирина не прижалась обнаженными лопатками к холодной кирпичной стене, покрываясь при этом крупными чувственными мурашками. Все. Стоп. Бежать больше некуда.

— Далеко собралась? — поинтересовался парень вкрадчивым шепотом, буквально пожирая глазами ее тело. Его взгляд, лихорадочный, малярийный, полыхал самым настоящим безумием. Искрился от дикой потребности. Примитивного голода. И чего-то еще. Чего-то, чему она пока не находила объяснения.

— Нет! — внутренне ликуя от того, что действует на него, как дурман, девушка увлажнила пересохшие губы. — Свежим воздухом захотелось подышать…

Сильнее впечатав ее в шершавую стену, он гортанно прохрипел:

— Сейчас подышишь!

Жалящий поцелуй, больше похожий на укус, обжег шею.

— И покричу? — отозвалась она, запрокинув голову так, чтобы ему было удобнее.