Никто в школе не знает. Я единственная, кто хранит этот секрет.

Или, во всяком случае, была. До этого самого момента.

У меня было смутное предчувствие, что скоро все изменится. Потому что несмотря на то, что я каких-то двадцать секунд назад, как обычно, проверила коридоры и убедилась: вокруг нет оставшихся после уроков учеников и школьных работников, я была на тринадцать тысяч процентов уверена, что слышала, как кто-то прокашлялся чертовски недалеко от меня.

Пока я была по локоть в настежь открытом шкафчике восемьдесят девять.

Черт.

Но даже когда обернулась, я все еще оставалась максимально оптимистично настроена и надеялась на лучшее. Одной из причин, почему меня так долго не удавалось поймать, было удобное расположение шкафчика, прямо в конце тупикового Г-образного коридора.

В прошлом мне приходилось бывать на волосок от катастрофы, но звук тяжелых входных дверей всегда сообщал мне, когда требовалось немедленно спрятать улики. Единственный путь, который кто-то мог бы использовать, чтобы подкрасться ко мне, вел через пожарную дверь из бассейна, но никто не плавал там в такой поздний час.

Однако судя по виду очень мокрого парня, стоявшего передо мной, я серьезно просчиталась. Очевидно, кто-то бывал в бассейне даже так поздно.

Черт.

Я знала его. Или, по крайней мере, слышала о нем. Его звали Александр Броэм, хотя все называли его просто Броэм. Он был старшеклассником, дружил с Финном Паком и единогласно признавался одним из самых горячих парней школы Сент-Деодат.

Он подошел ближе, и мне стало ясно, что общественное мнение во многом ошибочно.

Нос Броэма выглядел так, словно когда-то его серьезно сломали, а темно-синие глаза были широко открыты, как и рот, что придавало ему довольно интересный вид, учитывая, что его глаза к тому же были слегка выпучены. Не так, как у золотой рыбки, конечно, но все же. И как я уже упомянула, он был настолько вымокшим, что его темные волосы казались черными, а в тех местах, где рубашка прилипла к груди, образовались пятна, сквозь которые угадывалось тело.

– Почему ты весь мокрый? – спросила я, заводя руки за спину, чтобы спрятать письма, и прислоняясь к восемьдесят девятому шкафчику, чтобы незаметно закрыть его. – Выглядишь так, будто упал в бассейн.

Возможно, это была одна из немногих ситуаций, когда присутствие в школьном коридоре спустя час после окончания занятий промокшего до нитки подростка все же требовало особых объяснений.

Но он посмотрел на меня так, будто я сморозила глупость. Что казалось несправедливым, ведь не я бродила по школе насквозь мокрой.