Многим собравшимся, свободным людям и каторжникам, уже не раз случалось присутствовать при казнях: в Англии публичные казни приурочивали к праздникам, и их привыкли воспринимать как развлечение. Однако Ричард и кое-кто из его товарищей избегали подобных «увеселений».

Первого из приговоренных, Баррета, поставили на табурет, палачу велели накинуть ему на шею веревочную петлю. Мертвенно-белый, хнычущий палач исполнил этот приказ, но отказывался выбить из-под ног Баррета табурет, пока несколько пехотинцев не зарядили мушкеты и не прицелились в него. Очень бледный, но спокойный, Баррет держался молодцом. Он умер мучительной смертью. Высота виселицы была слишком мала, чтобы под тяжестью тела сломалась шея, и потому несколько бесконечных минут он бился в петле, пока наконец не умер от удушья. Через час тело убрали, а под ветку вновь подставили табурет.

Лейтенант Джордж Джонстоун, который заменил на посту адъютанта губернатора лейтенанта Кинга, отбывшего на остров Норфолк, вышел вперед и объявил, что казнь Лоуэлла и Холла откладывается на двадцать четыре часа. Каторжникам велели разойтись. Урок Филлипа не пошел впрок: воры продолжали красть, а порядочные люди – удерживаться от соблазна. Единственный результат казни – воров стало на одного меньше.

Покидая поляну, Ричард бросил взгляд на толпу каторжников и вдруг заметил в ней алые страусовые перья на лихо заломленной черной шляпе. Он застыл как пораженный громом. Лиззи Лок! Это она! Ее доставили в колонию вместе с обожаемой шляпой, которая, судя по всему, преспокойно перенесла плавание. Подходить к Лиззи Ричарду было некогда: он порадовался уже тому, что она жива и рядом.

На следующее утро каторжников опять собрали под проливным дождем, только чтобы известить, что его превосходительство губернатор помиловал Лоуэлла и Холла и решил заменить казнь изгнанием, место для которого еще предстояло выбрать. Однако, добавил лейтенант Джордж Джонстоун угрожающим тоном, его превосходительство всерьез подумывает о том, чтобы увезти всех непокорных к берегам Новой Зеландии и оставить там на съедение каннибалам. Когда «Запас» вернется из плавания, преступников доставят в Новую Зеландию, и это не пустые угрозы! А тем временем будущих изгнанников прикуют цепями к скале близ бухты, уже получившей прозвище Кишка, и посадят на урезанный на три четверти хлебный паек. Но ни Кишка, ни реальная угроза со стороны каннибалов не помогли прекратить воровство в лагере.

Если каторжники крали преимущественно еду, то пехотинцы предпочитали ром и женщин. Виновным назначали от пятидесяти до ста пятидесяти ударов плетью, хотя палач усердствовал не так, как в тех случаях, когда наказывал каторжников, что было вполне понятно. Пристрастие пехотинцев к спиртному и разврату объяснялось тем, что они не голодали: порции, выдаваемые им, неизменно были больше тех, что доставались каторжникам. И это тоже ни у кого не вызывало недоумения.