В конце марта грозы налетали на бухту одна за другой, влажная жара стала нестерпимой. Колонисты, у которых были шляпы, превратили их в подобие головных уборов янки, отогнув вниз поля. Треуголка Ричарда меж тем сохранила прежний вид, поскольку он работал под навесом и обладал драгоценной соломенной матросской шляпой, а еще потому, что на воскресную церковную службу ему нравилось являться принаряженным. Бристольские привычки оказались живучими.
Воскресные службы проводили где придется, но в то воскресенье, двадцать третьего марта, в день третьей годовщины суда над Ричардом в Глостере, она состоялась близ лагеря холостых пехотинцев, возле горы каменных глыб, на которых разместились прихожане. Преподобный Ричард Джонсон именем Господа призвал их обуздать постыдные желания и присоединиться к рядам тех, кто уже успел сочетаться браком.
Наставленный таким образом на путь истинный, Ричард хотел помолиться и достичь просветления, и все же молитва не помогла. В ответ на нее Бог послал ему Стивена Донована, который поприветствовал Ричарда и зашагал рядом с ним по берегу бухты.
– Плохи дела, да? – спросил Донован, нарушив молчание, когда они присели на камень в пяти футах от плещущей о берег воды. – Я слышал, понадобились шесть человек и целая неделя, чтобы выкорчевать всего один пень на будущем поле. Губернатор решил вспахать его вручную, опасаясь за плуг.
– А это, в свою очередь, означает, что недалек тот день, когда я останусь голодным, – откликнулся Ричард, снимая свой лучший сюртук и растягиваясь под деревом. – Здесь не найдешь даже густой тени!
– И жизнь слишком тяжела. И все-таки, – продолжал Донован, сгребая ногой палую листву, – она когда-нибудь изменится к лучшему. Как в любом новом деле, главное – продержаться первые полгода. Рано или поздно замечаешь, что уже ко всему притерпелся, а может, просто привык. Но одно я знаю точно: создавая эту землю, Бог добивался, чтобы она не была похожей на нашу родину. – Он понизил голос. – Здесь выживут только люди, обладающие сильной волей, и среди выживших будешь ты.
– Это уж точно, мистер Донован. Если я выжил на «Церере» и «Александере», то не пропаду и тут. Я не отчаиваюсь, просто мне недостает вас. Как поживают «Александер» и наш дорогой толстяк Эсмеральда?
– Понятия не имею, Ричард, я не бываю на «Александере». Наши с ним пути разошлись после того, как однажды я застал Эсмеральду в трюме. Он рылся в вещах каторжников, надеясь что-нибудь продать.
– Ублюдок!
– Да, Синклер – еще тот гусь. – Стивен Донован потянулся всем длинным, упругим телом. – Но теперь мне живется гораздо лучше. Видишь ли, я влюблен.