Он берет их в руки, но я замечаю, что без особого энтузиазма.

— Садись, Ярик, — указывает на стул.

Я опускаюсь напротив директора, уже предчувствуя не очень приятный разговор.

— Я был утром у президента, — говорит.

Напрягаюсь всем телом.

— Он не разрешил их брать. Публичное задержание таких персон — это слишком.

Реформа по их сокращению по-прежнему в силе, но не более того.

Черт… Со всей силы сжимаю руки в кулаки под столом.

— Рейтинг президента сейчас катится еще ниже из-за скандала с журналисткой и наркотиками. Пресса это раздувает и ставит под сомнение честность правоохранительной системы, — пытаюсь его убедить.

— Это уже не наше дело, Ярик. Президент сказал не брать, значит, не берем.

Я просто не могу в это поверить. Откидываюсь на спинку стула и тру лоб. Алена в федеральном розыске, ей грозит в районе десяти лет лишения свободы, плюс еще накинут за побег. Я должен это остановить. Я срочно, срочно должен это остановить.

— Я вас понял, товарищ генерал, — наконец, говорю и встаю с места.

Директор так и не открыл папки на Касьянова и Ломакина, поэтому я забираю их.

— Возвращайся в министерство. Давно уже тебя там не было.

— Слушаюсь, товарищ генерал.

Я возвращаюсь в свой кабинет и принимаюсь думать, какие у меня еще остались варианты. Ехать к силовикам и пытаться договориться? Просить их?

Нет, точно нет. Если я к ним и поеду, то только чтобы лично надеть наручники.

Моя запись на прием к президенту все еще в силе. Он примет меня через шесть дней, если ничего не изменится. Но это слишком долго. Я не могу столько ждать. Я нахожусь в неведении о местоположении Алены, и это убивает меня. К тому же ее в любой момент могут найти. Вдруг Ира спрятала Алену недостаточно хорошо?

Да и что я скажу президенту? Уговаривать его брать силовиков нет смысла, если он уже отказал в этом директору.

У меня остается только один вариант. Расстрельный.