— Арина, Лерой! — улыбается отец, ковыляя навстречу. Рядом с ним высокая и импозантная Люсия или просто Людмила Быкова, заглянувшая пару недель назад к отцу, чтобы сделать массаж, и вот уже который день сопровождающая старика повсюду.

— Папа, — обнимаю его любя и киваю Людмиле. Рядом с ней он оживает на глазах, а большего мне и не надо.

Помогаю Люсии накрыть на стол, пока Лерой обсуждает с отцом последние новости. Уверена, что Амиров пытается найти слова, чтобы сподвигнуть Кшинского засадить Макеева за решётку. Украдкой поглядываю на них, переживая, что Лерой может перегнуть палку, но на лице отца не вижу ничего кроме счастливой улыбки.

— Люся! — ворчит папа, стоит нам приступить к ужину. — Опять перетёртые овощи?

Старик недовольно морщит нос, отодвигая от себя тарелку.

— Да, Петя, сегодня с индейкой, — не замечая отцовской гримасы, отвечает та. — А кто не съест, останется без сладкого!

— Люся! — на щеках отца пятнами расползается румянец, пока мы с Лероем едва сдерживаем смех. Однако, тарелку отец придвигает чуть ближе и даже берёт в руки ложку.

— Что я такого сказала? — недоумевает Люсия. — Я приготовила апельсиновое желе!

Впервые за долгие годы в нашем доме за ужином звучит смех. Лёгкий. Естественный. Непринуждённый. А я счастлива. Просто так. Оттого что рядом со мной два самых близких и дорогих человека.

Эпилог

Эпилог

4 года спустя.

Лерой.

Натягиваю наспех куртку и выбегаю на крыльцо. В нос ударяет морозный воздух: давно в наших краях не было настолько холодной зимы. Окидываю взглядом двор, украшенный множеством разноцветных огоньков, создающих иллюзию настоящей новогодней сказки, и останавливаюсь глазами на ёлке, что стоит по самому центру, обвешанная самодельными игрушками.

Рядом с ней, закрыв лицо ладошками, в объёмном комбинезоне с пышным меховым воротником, плачет маленькая девочка. Так громко, что слышно было внутри дома.

Подбегаю к малютке и сажусь перед ней на корточки, осматривая кроху с ног до головы.