– София, что случилось? – спросила Джейн.

– У него остановилось сердце.

Джейн кивнула. Как ни скудны были ее познания в медицине, она понимала: сердце должно биться. И потому не удивилась тому, что подруга перестала моргать и, по видимости, даже дышать.

Джейн изо всех сил вцепилась в стул, стоявший рядом, и тут же отругала себя за это. Человек, над которым суетились врачи, был ей всего лишь другом. Она знала его каких-то две недели. И все-таки она надеялась, что Фред выживет. Надеялась, думая о его сестре.

София взяла Джейн за руку. Та сжала ее пальцы – просто чтобы утешить подругу, а вовсе не потому, что сама нуждалась в утешении.

– Разряд двести, – повторил толкатель комода.

Доктор Маркс снова приложил утюги к груди больного, Фред снова приподнялся и снова упал. Все продолжали глядеть на коробку.

– Черт! – сказал доктор Маркс.

София запретила своей гостье из прошлого изучать достижения двадцать первого века, и до сих пор Джейн довольно легко с этим мирилась. Теперь же, видя странные манипуляции и слыша незнакомые слова (такие, например, как «кардиограмма» или «десять тысяч вольт»), она жалела о том, что была так послушна и не постаралась узнать как можно больше из того, чего за минувшие два столетия добилась медицина.

Рыжеволосая матрона понурила голову. Человек с комодом выдохнул. Джейн видела: врачи устали. Причем не столько физически (их заученные движения оставались четкими и слаженными), сколько душевно. Голос рыжеволосой женщины утратил твердость, команды доктора Маркса зазвучали не столь энергично. Казалось, над кроватью больного повис какой-то туман неверия. Очевидно, чем дольше все это длилось, тем меньше оставалось шансов на успех. То, что проделывали эти люди, не было последовательностью надежных шагов, которые при условии правильного исполнения безотказно вели к выздоровлению больного. Это были только попытки – все более и более отчаянные. Появление новых врачей с новыми коробками отнюдь не свидетельствовало о приближении благополучной развязки.

Накануне Джейн без особых колебаний рассталась с Фредом на тех условиях, которые выбрала сама. Теперь же ей выбирать не приходилось. Фред был готов уйти сам, и твердость его намерений превосходила ее давешнюю решимость. Она считала такой финал неприемлемым.

– Что они делают, София? – спросила Джейн.

– Дают ему электричество.

– Но ведь электричество – это то, из-за чего он здесь оказался! Зачем же ему еще?! – воскликнула Джейн громко (София даже подпрыгнула). – От этого хоть есть какой-то прок? – спросила она, понизив голос.