Шутки получаются несмешными даже для самой себя.

Но я наконец-то свободна. И наконец-то одна.

Да-да, Капустину отец увел почти сразу. У неё, мол, психотравма, она не готова к допросу, но по повестке они придут, разумеется. А меня попросили остаться и подписать показания. Я осталась.

Честно говоря – не очень-то и хотелось уходить одновременно с Капустиными. Анькин отец еще с прошлого года ведет в отношении меня какую-то странную ледяную войну. То есть не только всячески игнорирует мое присутствие рядом, но и раз в две недели стандартно заводя с Анькой речи про то, что не стоит дружить со всякими отбросами.

Что ж. Он, наверное, должен быть счастлив сейчас!

Я выхожу из участка в ночную весну и замираю на разбитых ступеньках. Внюхиваюсь в темноту.

Москва не умеет спать, у неё вечная бессонница. И не сиять она не умеет – эта вечно молодящаяся престарелая светская львица, которая даже спит в полном макияже, на случай «а вдруг умру и поеду в морг некрасивая». Но ночь все равно хороша. Больше тишины, больше уединение, больше…

– Би-бип!

Звук автомобильного клаксона оказывается настолько неожиданным, что я аж подскакиваю. За пять секунд, что ищу глазами на парковке сигналившую тачку, успеваю и разочароваться и обнадежиться. Он? Неужели он? Почему так поздно? Но ведь приехал же!

Увы. С парковки от темного джипа мне машет Анькин отец.

– Тебе не стоит в такой поздний час ходить одной по городу, – произносит он, когда я подхожу и выжидающе на него уставляюсь, – я подвезу тебя до общаги, Катя.

– Метро еще работает.

– Да, но в метро мы не сможем поговорить.

Я не хочу сейчас говорить. Я хочу спать и под одеяло. И чтоб Юл меня обнял так, как он умеет. Так что весь мир вздыхает и соглашается ждать. Столько, сколько нам требуется.

Впрочем, ладно. Разговоров я не боюсь.

– А Аня?

– Аня уехала с матерью домой, – Игорь Андреевич улыбается мне как своим зрителям. Да что с ним такое? Он что, забыл, что на дух меня не переносит?

Эта загадка кажется настолько интересной, что я как-то быстро оказываюсь в пассажирском кресле и ловлю себя на том, что просто таращусь на пролетающие мимо огни.

– Вы поговорить хотели, – напоминаю я.

– Да, да, – Капустин-старший недовольно морщится, будто мысли его коснулись какой-то не самой приятной темы, – хотел извиниться, Катя. Ни я, ни Маша не поощряли вашу дружбу с Аней.