Хотя это была моя роль. Это он сейчас моего брата унижает, а я играю в защите.
— Он не голубой!
— Ага, — сказал Артём таким тоном, что сразу ясно — его «ага» — это скрытое «да ни фига!»
— Не говори так про Егора.
— Глаза разуй, детка. Перед тобою два пидорка, а ты не видишь…
— Нет! Егор не такой, — я продолжала защищать братишку с упорством бронетанка.
— А его друг такой. Нет, ну ты посмотри, как он на него смотрит… Вот если б они не гомосеки были, умилился бы романтике, — с неприятным оттенком на слове «гомосеки» и далее разлившимся в голосе теплом проворковал муж.
— Прекрати уже! Ты же специально так говоришь…
— И зачем мне это?
— А я знаю?
Он заржал, чётко уловив момент, что я, наконец, поняла — он шутит, и продолжать угорать надо мною уже не получится. Я закатила глаза. Вечно я ведусь на всякие глупые замечания. Лучше бы промолчала, когда он брата компрометировать начал. Ясно же, как день, что он у меня нормальный. Девчонок меняет, как перчатки, даже чаще. А у Шера просто есть одна дебильная привычка — издеваться надо мной, а потом ловить с этого ха-ха.
— И всё-таки, зачем ты здесь? — прервала я его ржач.
То есть намеревалась прервать, но не получилось, пришлось подождать, пока его пронесёт. У него хорошо получается: сам шутит, сам над своими шутками гогочет, как псих ненормальный. С кем я связалась?
Я чувствовала себя неуютно рядом с ним. Что ни скажи — либо он надо мной потешается, либо прикалывается, что, в принципе, одно и то же.
Решив, что надо разрядить своё натянутое благодаря моему супругу настроение, я обнаружила кнопку «On» на середине приборной доски, принадлежащей автомагнитоле, и нажала, не спрашивая разрешения у хозяина машины, он сейчас другим занят. Салон заполнился воплями известной группы, поющей весёлую песенку об известной американской актрисе. Обычно я подпеваю под такие песенки, но только в кругу семьи или в одиночестве. Петь при Шерхане я бы не рискнула, просто стала покачивать головой в такт, песня же и взаправду мелодичная.
Я не заметила, как соседнее сиденье перестало содрогаться от хохота, и его обладатель вперил в меня удивлённые очи, мол, девушка совсем того. А потом протянул руку и выключил радио. За чем последовало моё неудовлетворённое:
— Хорошая же песня. Добрая, а главное, смешная.
— Смешная? — переспросил муж, перекосив лицо. — Это смешная?
— Ну, да…
— Смешная, — ухмыльнулся он. — Я тебе сейчас поставлю стебовую песню. Вот она точно смешная. Слушаю и всегда угораю. Вот она нереально комичная, не то, что «я так люблю тебя, Вова!»[5] — очень смешно передразнил группу Артём, переврав слова, тем временем подключая необъятных размеров плеед к магнитоле и роясь в списке песен.