— Грабительствую… — накуксилась я.

— Ой! — раздались стоны дяди, которому надоело слушать наши взвизгивания по поводу неожиданной встречи, и он решил привлечь внимание к своей искалеченной персоне. — Ты меня почти убила…

— Дочь! Что с твоим лицом? — на моего папашу повизгивания младшего братца никакого действия не возымели, зато его очень заинтересовала моя травма.

— Да так, об косяк приложилась, — отмахнулась я.

Из-под дивана стали доноситься подозрительные похрюкивания, так что пришлось спасать ситуацию. Чтобы отвлечь внимание, я типа случайно уронила со стола стакан, разбившийся вдребезги, и стала ходить по комнате, громко топая, создавая бурную деятельность по избавлению пола от осколков. Я рылась в ящиках, будто ищу что-то важное, при этом я много шумела, а тем временем, всхлипы Макса стали ещё громче, и я расщедрилась на компресс со льдом, каким совсем недавно облагодетельствовал меня муженёк. Бывает и от него польза.

Зато папа ласково погладил меня по голове, сказав при этом:

— Ты такая неумеха и растяпа… Хорошо, что у тебя появился парень. Знаешь, он мне нравится. Думаю, он будет тебе хорошим мужем, надёжным…

— Папа! — оскорбилась я. А с другой стороны, мне стало стыдно, что я его обманываю. Он был мне не парнем, а уже мужем. — Папа, — уже спокойнее, — давай оставим эту тему.

— Как скажешь.

Он ещё немного покружил вокруг брата, а потом отправился открывать дверь нежданному гостю, который остервенело насиловал звонок. Через минуты две он притащил в комнату заказ из пиццерии и поблагодарил меня за проявленную заботу.

Мой папа решил, что это я для них специально заказала и умилился заботе. Было очень приятно получить похвалу.

Потом они целый час ели пиццу, запивая апельсиновым соком, а когда не осталось и крошки, разбрелись по комнатам. Первым отчалил Стас, вместе с ним, к моему превеликому облегчению, кухню покинули Максим и папа, пожелав напоследок: «Ты больше не кулинарничай». Сенин след тоже простыл, и то как он ползал по полу с камерой наперевес, осталось мною незамеченным — и хорошо, что так, а то пришлось бы всю ночь стоять над его душой и требовать вернуть запись укомплектованного под диван Тёмы.

Как только я осталась на кухне одна, условно одна, Шер явил себя миру. На глазах его были слёзы, а руки он подозрительно прижимал к животу:

— А! Я думал, это ты смешная, а у вас семья — просто ахтунг! У меня от вас живот чуть не надорвался, — доверительно сообщил он мне.

— Как будто в первый раз их видишь, — проворчала я.

— Я, наверно, частенько буду у вас зависать… — «обрадовал» меня Шер.